На недавнем народном вече «народ» поймал двоих, пытавшихся стянуть мобилки у спящих в здании киевадминистрации. Дальше было совсем некрасиво.
Орущие в микрофон революционеры обступают незадачливых жуликов плотным кольцом, клеймят фломастером лбы позорным «ВОР», ставят на колени и заставляют извиняться — «перед Майданом!». Бледные, вспотевшие от ужаса, коленопреклоненные воры косноязычно и перепугано подвывают о том, как они извиняются, и как больше не будут. Тут бы по-христиански и отпустить покаявшихся. Но нет, кто-то по-бабьи истошно кричит: «Хай на Майдане просять!» «Ведемо на Майдан, товариство! Візьміть їх колом, проведемо по Майдану!», — провозглашает очередной маленький «ватажок», солидный мужичок в очках. Кто-то сзади нерешительно произносит: «Но ведь это же суд Линча!» Его не слушают и оттирают на задний план. Воров, как жертвенных баранов, ведут по Крещатику. Этих парней без имен и фамилий в сочувствующей Евромайдану прессе сразу многозначительно окрестили «молодыми жителями Донбасса».
Похожую, только более жуткую историю описал Максим Горький почти 100 лет назад в своих «Несвоевременных мыслях», публиковавшихся в газете «Новая жизнь» в 17-18 годах.
«…Стоит на берегу Фонтанки небольшая кучка обывателей и, глядя вдаль, на мост, запруженный черной толпою, рассуждает спокойно, равнодушно:
– Воров топят.
– Много поймали?
– Говорят – троих.
– Одного, молоденького, забили.
– До смерти?
– А то как же?
– Их обязательно надо до смерти бить, а то – житья не будет от них…
Солидный, седой человек, краснолицый и чем-то похожий на мясника, уверенно говорит:
– Теперь – суда нет, значит, должны мы сами себя судить…
Какой-то остроглазый, потертый человечек спрашивает:
– А не очень ли просто это – если сами себя?
Седой отвечает лениво и не взглянув на него:
– Проще – лучше. Скорей, главное.
– Чу, воет!
Толпа замолчала, вслушиваясь. Издали, с реки, доносится дикий, тоскливый крик.
Уничтожив именем пролетариата суды, народные комиссары этим самым укрепили в сознании «улицы» ее право на «самосуд» – звериное право... И вот теперь людям, воспитанным истязаниями, как бы дано право свободно истязать друг друга. Они пользуются своим «правом» с явным сладострастием, с невероятной жестокостью. Уличные «самосуды» становятся ежедневным «бытовым явлением», и надо помнить, что каждый из них все более и более расширяет, углубляет тупую болезненную жестокость толпы.
Нужно ли говорить о том, что «самосуды» никого не устрашают, что уличные грабежи и воровство становятся все нахальнее?..
…Что же нового дает революция, как изменяет она звериный русский быт, много ли света вносит она во тьму народной жизни? За время революции насчитывается уже до 10 тысяч «самосудов». Вот как судит демократия своих грешников: около Александровского рынка поймали вора, толпа немедленно избила его и устроила голосование: какой смертью казнить вора: утопить или застрелить? Решили утопить и бросили человека в ледяную воду. Но он кое-как выплыл и вылез на берег, тогда один из толпы подошел к нему и застрелил его.
Средние века нашей истории были эпохой отвратительной жестокости, но и тогда, если преступник, приговоренный судом к смертной казни, срывался с виселицы – его оставляли жить.
Как влияют самосуды на подрастающее поколение?
Солдаты ведут топить в Мойке до полусмерти избитого вора, он весь облит кровью, его лицо совершенно разбито, один глаз вытек. Его сопровождает толпа детей; потом некоторые из них возвращаются с Мойки и, подпрыгивая на одной ноге, весело кричат:
– Потопили, утопили!
Это – наши дети, будущие строители жизни. Дешева будет жизнь человека в их оценке… Война оценила человека дешевле маленького куска свинца, этой оценкой справедливо возмущались, упрекая за нее «империалистов» – кого же упрекнем теперь?..»
А что теперь?
Между болотистой псевдостабильностью Кучмы, формированием «нации» по ющенковскому образу и подобию и последовательным беспределом Януковича «нация» научилась выживать. Выгрызая у ближнего кусок жизни, работы, свободы, настроения. И наслаждаться этой награбленной властью – пусть микроскопической, созданной в интересах сугубо мелких эгоистических потребностей, но зато безнаказанной и беззаконной.
Вот еще один элементарный экземпляр гражданина нового типа, которым умиляются романтические украинцы и приезжие москвичи, попавшие в воскресенье на очередное многолюдное «Народное вече» с его очередным приступом самоопределения, борщ-патриотизмом и массовыми гуляньями. Суббота, раннее утро, 21 декабря. Весь этот день перед знаменательным воскресеньем 22 декабря один евромайдановец колотит в стены своим соседям отбойным молотком. Первый визит к «революционеру»: испуганные глаза, неискренние извинения без признания и понимания вины и снова – молоток. Второй визит выглядит иначе: революционер сам выбегает в коридор на звонок, по-петушиному горделиво откидывается назад в позиции «руки в брюки», и сходу заявляет:
– Я ставлю кондыционер и двэри, и нэма такого закону, якый бы забороняу мэни ставыты кондыционер и двэри.
На замечание, что есть такой закон, с наглым видом заявляет: никакого закона о том, что в выходные шуметь запрещено, а перед ремонтом нужно предупреждать жителей «прилегающих квартир», не существует, и ему об этом точно известно: «Я дзвоныу знайомий, яка працюэ в СБУ». После такого заявления с ненавязчивым упоминанием собственного всемогущества, «революционер» явно рассчитывает на победу, бросая презрительную реплику в спину соседям: «Хочэтэ милицию выклыкаты? Выклыкайтэ, мэни шо»? Третий визит сопровождается милицией и фиксированием жалоб. Громыхание затихает, «революционер» тихонько возится у себя на «майдане» – но это, конечно, ненадолго. До понедельника.
Потому что в воскресенье он идет на Евромайдан, где записывается в новосозданное «народное объединение» – и персональный номер «123456..-й» в этом списке укрепит костяк его бунтующего эго получше таблетки кальция.
«Зминяю цю злочынну владу» (и нэма такого закону, якый бы забороняу мэни) – стандартное токование всех прохожих на вопрос, зачем вы ходите на Майдан в будни и на Вече – по выходным. Дальше – невнятное блеянье.
В этом самоуверенном однозначном, оголтелом ответе содержится сущность большинства украинцев. Потому что, по большому счету, несмотря на демонстративное желание жить в стабильной стране закона и порядка, им не нужен ни закон, ни порядок. Им нужна «знайома з СБУ». Просто они это еще не осознали.
А мы их видим насквозь.