Уважаемые читатели «Фразы», мы снова приветствуем вас на наших «Вечерних беседах у камина». Мы очень надеемся, что вам понравилась эта наша новая рубрика, и вы с удовольствием присоединитесь к новой беседе наших собеседников — мистера Гуднайта и синьора Буонанотте. Итак, та же комната с пылающим камином в уютном загородном доме, где в удобных креслах сидят мистер Гуднайт, с неизменной чашечкой горячего кофе в руке, и синьор Буонанотте, на коленях которого все так же дремлет кот.
Мистер Гуднайт: Коллега, недавно мне встретилась любопытная информация. Вот послушайте:
В США на аукционе был продан серебряный доллар 1794 года, который эксперты относят к самой первой чеканке американских монет. По данным Reuters, за монету заплатили 10 миллионов долларов. Покупателем доллара стала нумизматическая компания Legend Numismatics из Нью-Джерси. Представитель Legend Numismatics отметил, что компания была готова заплатить намного больше, чтобы стать обладателем уникального кусочка истории.
Как вам такая новость? Это ли не доказательство сумасшествия отдельный людей, а впрочем, и всей мировой экономики! Ваше мнение?
Синьор Буонанотте: Мировая экономика является продуктом осознанных действий людей и поэтому, без сомнения, может служить индикатором состояния всего человеческого сообщества. Вопрос только в том, что считать нормой, а что — отклонением. Ибо для этого нужна шкала измерения нормальности, а её-то как раз и нет. И наука нам в этом помочь пока не может. Ведь сегодняшний уровень социально-экономических наук таков, что они только завтра смогут сказать, почему сегодня не произошло того, что они предсказывали вчера. Весь фокус в том, что завтра нам это знание никакой практической пользы не принесет (прошлого не вернешь и ошибок не исправишь).
В части же самого факта приобретения монеты номиналом в 1 доллар за 10 миллионов этих самых долларов, то в прошлый раз мы уже говорили о том, что любой товар стоит столько, за сколько его можно продать, а коллекционный доллар — такой же товар, как и любой другой. Следовательно, никакого нонсенса в такой сделке я не вижу. На то она и «договорная стоимость», чтобы ее величина определялась на основе договора между субъектами сделки. Тем более что само понятие «стоимость», как хорошо известно, это не природное, а социальное качество товара. Поэтому «стоимость» нельзя измерить физически при помощи какого-либо прибора (или, как писал Маркс, — к ней нельзя прикоснуться).
А делать вывод о «разумности» (или степени этой разумности) покупателя, заплатившего такую сумму за кусок штампованного серебра, не стану, так как у каждого своя шкала ценностей. Как говорится, «кому попова дочка, а кому свиной хрящик».
Единственное, что я могу с уверенностью сказать, так это то, что американский доллар за 220 лет своего существования не обесценился в 10 миллионов раз.
Мистер Гуднайт: Если честно, то само понятие «договорной стоимости» — это вообще, на мой взгляд, нечто, выходящее за рамки здравого смысла. Мне кажется, что об этом нужно говорить гораздо больше. Нужно вдалбливать людям понимание того, что считаться ценным и быть ценным — не одно и то же. Ловкачи хорошо зарабатывают на «статусности», «элитарности» и тому подобных вещах. И пусть зарабатывают! Главное, чтобы обычные люди держались от этого безумия подальше. Не старались подражать. Осознавали нелепость этого. Чем больше нормальных людей возьмет за правило лишь снисходительно улыбаться над часами за 70 и куртками за 45 тысяч евро — тем лучше. Чем больше людей разумно рассудит, что часы за 50 евро показывают время ничуть не хуже, а куртки за 100 евро выполняют свою функцию даже лучше их «сверхценных» аналогов — тем ментально здоровее станет этот мир.
Синьор Буонанотте: К сожалению (или к счастью?) понятие «договорной стоимости» является краеугольным камнем экономики и бизнеса как такового. Изначальная суть бизнеса — обмен одной вещи на другую (топор на копьё, мука на мясо и т. д.). При этом такой обмен мог быть осуществлен, если потребительская ценность некоей вещи для одной из сторон меняющихся примерно соответствовала потребительской ценности вещи, на которую она обменивалась (например, 1 туша буйвола = 10 мешкам муки). Но при этом потребительская ценность этой же вещи для другой из сторон меняющихся могла быть совсем иной (1 туша буйвола = 5 мешкам муки) — в зависимости от потребностей. Наличие разной ценностности одной вещи в разных местах либо усложняло процесс обмена, либо делало его вообще трудноосуществимым. Ведь, чтобы обмен был осуществлен, надо было как-то уравнивать потребительские ценности обоих вещей либо находить такие пары вещей, ценность которых для обеих сторон обмена была примерно одинаковой. А раз в разных местах пропорции различались между собой, то у определенной группы людей с особым понятием здравого смысла (о чем мы говорили во время нашей первой беседы) родилась идея искать такие места, где их товар можно обменять с максимальной выгодой — по лучшему соотношению. Примерно так: сначала где-то 1 тушу буйвола обменять на 15 мешков муки, а затем у себя обменять привезенные 10 мешков муки на 1 тушу буйвола. Результат — 5 мешков муки навара (без налогов!).
И если в начале процесса (в доисторические времена) этот обмен шел между производителями, то со временем те производители, которые имели «особые мозги» или особый «здравый смысл», отделились и начали заниматься лишь обменом (так появилась торговля). Схожим путем появилось и производство — в ходе развития специализации на производстве каких-то материальных ценностей, что позволяло производить большее количество каких-то товаров, а затраты на их производство сводить к минимуму. То есть, если раньше за 1 день изготавливался 1 топор, то со временем — уже 2, что позволяло в 2 раза увеличить количество обмениваемых вещей.
Простите, что так долго и нудно все это вам говорю, но я хочу, чтобы вы четко поняли мою мысль — бизнес (а значит и экономика) не может существовать без понятия «договорной стоимости».
Так же, впрочем, как и человечество в целом, только «ценность» вещи — это штука очень переменчивая и нестабильная: меняются обстоятельства — меняется ценность. Если ты живешь возле озера, то вода для тебя ценностью не является, а если ты вдруг окажешься посреди Сахары, то, что ты будешь готов отдать за бутылку воды? Но к чему это я. Ах, да... У каждого человека свое понимание ценности той или иной вещи — в зависимости от потребности в ней (реальной или мнимой — это уже второй вопрос). Никто не станет возражать, что утром после хорошо проведенного накануне вечера ценность бутылки охлажденного пива неизмеримо возрастает. Поэтому сделать так, чтобы все люди всегда одну и ту же вещь ценили одинаково, невозможно, как невозможно сделать так, чтобы все люди ценили вещи только за их практичность, функциональность и дешевизну. Ведь почему-то существует 16 психологических типов людей (а ведь есть еще и подтипы), которые отличаются друг от друга, в том числе и отношением к вещам. Это результат «эволюции общества». «Лечить» это нельзя (это все равно, что учить пингвинов летать).
Мистер Гуднайт: Я вообще полагаю, что нумизматика, филателия, и другие тому подобные «филии» — это проблема скорее не экономическая, а психиатрическая. Доллар за 10 миллионов — всего лишь яркий пример безумия. О ликвидности актива — просто молчу. Особенно ярко представляю себе базар в охваченной гражданской войной стране...
Синьор Буонанотте: Ваша обеспокоенность темой «договорной стоимости», коллега, тревожит меня. Уж не «фобия» ли это? Как бы не пришлось вам вместе с нумизматами и филателистами к одному врачу ходить. Что касается меня, то для себя вопрос с «договорной стоимостью» я уже давно решил — понимая, что нездоровое стремление быть обладателем чего-то за любые деньги есть глупость, тем не менее, не заморачиваюсь по поводу существования как этого явления самого по себе, так и людей, ему подверженных.
А что касается базара в стране, охваченной войной, то моя бабушка рассказывала, что во время войны она была свидетелем того, как люди отдавали золотые украшения с бриллиантами за буханку хлеба.
Мистер Гуднайт: На примере истории из жизни своей бабушки, коллега, вы совершенно точно проиллюстрировали мою мысль: чего стоит серебряная монетка, за которую на аукционе заплатили 10 миллионов долларов, в «жестком реале»? Ни-че-го! А за золотые серьги с бриллиантами можно при случае выменять буханку хлеба! Договорные, иллюзорные, виртуальные ценности заменили собой истинные. И такое безумие творится сегодня повсеместно.
Синьор Буонанотте: Как я вас понимаю! Но, учитывая бурное развитие техники и всевозможных технологий (особенно IТ-технологий, предопределивших все более широкое распространение Интернета и других электронных средств связи, которые могут даже имплантироваться непосредственно в мозг), весь наш мир постепенно становиться иллюзорным, или, точнее, виртуальным. И этот виртуальный мир является ничем иным, как продуктом креативной деятельности человека. А раз мы, люди, сами же и создали окружающий нас виртуальный мир, то и пенять нам не на кого.
Мистер Гуднайт: Вот только виртуальной водой не напьешься, а виртуальной едой не наешься. И, тем не менее, именно «виртуальная ценность» предметов начинает почему-то преобладать над их истинной ценностью. Согласитесь, это просто свинство какое-то. У порядочного человека это должно вызывать возмущение.
Синьор Буонанотте: Согласен. Хотя у меня большее возмущение вызывает система виртуальной ценности самих денег. Хотя о том, что касается «бумажек», которые ничего не стоят, всё уже сказано и не раз. В тот самый момент, когда человечество стало использовать вместо металлических денег, имеющих собственную товарную стоимость, бумажные фантики (банкноты, ассигнации, казначейские билеты), оно перешло на систему «общественного договора» покупательной стоимости денежных знаков. В этом случае общество как бы договаривается с государством, что номинальная стоимость данного «фантика» равна стоимости такого-то количества золота или серебра (или объема труда). И с тех пор старательно делает вид, что так оно и есть. Хотя сами по себе все наши банкноты-бумажки практически ничего не стоят. А посему все мы — «голые короли» и уже долгое время. Только кто-то полностью голый (у кого есть только бумажки), а кто-то — в трусах (у кого дополнительно есть материальная собственность, имеющая товарную стоимость). Доказательством тому служит перманентная нестабильность стоимости любой национальной валюты (как правило, в сторону ее удешевления). Сейчас такой ситуации, как с английским фунтом, который почти 370 лет (с 1561 года по
Мистер Гуднайт: Разумеется, правы, коллега. Свиней мы обидели зря. Ни одной свинье не придёт в голову променять спелые, вкусные, питательные желуди на раскрашенную, отвратительную на вкус и дурно пахнущую целлюлозу. Кстати, о раскрашенной целлюлозе. Приведенный вами пример многовековой стабильности фунта стерлингов — яркий пример того, что разумный и, если хотите, уважительный подход к национальной валюте, всё-таки возможен. Просто кто-то в какой-то момент решил, что можно и по-другому: чтобы за каждым фунтом не «стояли» реальные материальные ценности — золото, сталь, уголь, железные дороги, а «лежали» стопки простых бумажек...
Синьор Буонанотте: Ну, насчет желудей и раскрашенной целлюлозы я не полностью уверен. Современная химия и пищевая промышленность, если вы, случаем, не знаете, уже давно заставили нас с удовольствием поедать ту же целлюлозу, приправленную разнообразной химической гадостью, и думать при этом, что мы едим вкусную и полезную пищу. Уверен — обмануть свиней, при необходимости, труда не составит. Разница будет только в ном, что в случае со свиньями — это просто обман (они вряд ли догадаются, что едят), а в случае с людьми — это самообман (хоть мы и знаем об обмане, но все равно едим эту гадость).
Кстати, это говорит о том, что виртуальность нашего мира распространяется уже не только на метафизические понятия, такие как цена (ценность), стоимость, нужность, полезность и т.д. Она распространяется и на совершенно конкретные материальные вещи, которые действительно являются частью нашего физического существования (того, что мы едим и пьем).
И вот о чем еще я тут подумал. А ведь вся эта тяга к отстраненности от реального мира и создания вместо него виртуального окружения — не случайна. Она по какой-то причине заложена внутри нас. Иначе как объяснить тот факт, что на протяжении всей истории цивилизации человек неизменно желал хоть изредка иметь возможность попасть в мир иллюзий. Как? С помощью фантазии или с помощью наркотиков, которые отнюдь не являются изобретением современного общества (достаточно вспомнить сому, перебродивший виноградный сок, листья коки, опиумный мак, коноплю). Для чего он это делал и делает? Могу предположить, что причина в наличии такой особенности мозга, как воображение (фантазия). Без воображения ни одно из великих человеческих изобретений (колесо, земледелие, парус...) никогда не появилось бы на свет. Однако, чтобы воображение дало результат, ему требуется совершить «скачок» из повседневности, увидеть то, что находится «за горизонтом». И этот процесс (или состояние), наверное, способствует выработке каких-то гормонов, которые вызывают позитивные эмоции. А когда собственное воображение «хромает» или гормонов вырабатывается недостаточно, процесс приходится стимулировать искусственно. Наркотиками, например.
Однако здесь есть одно большое «НО» — зависимость. Чем чаще используешь наркотик, тем сильнее нуждаешься в нем. А это уже не только накладно для кошелька, но и опасно для здоровья. Из такой ситуации нужен какой-то выход. И поэтому мне кажется, что человек подспудно ищет этот выход, превращая быль в сказку, а материальный мир — в виртуальный (хотя на потреблении реальных наркотиков это совсем не сказывается). Вот так нас и начали окружать псевдопродукты, псевдоискусство, псевдоценности, псевдообщение, псевдочувства и, в конце концов, псевдожизнь.
При этом именно в последние десятилетия искусство созидания виртуального мира из виртуальных вещей и виртуальных ценностей было доведено нами почти до совершенства. Мы уже говорили о предметах, ценность которых явно не совпадает с ценой их материальной составляющей (престижные вещи, коллекционные предметы, бумажные деньги). Но есть еще одно «изобретение», которое своей виртуальностью даст фору всему перечисленному. Я имею в виду так называемые производные финансовые документы — вторичные активы или финансовые деривативы, которые априори не имеют никакой материальной составляющей. Именно они в первую очередь приходят мне на ум, когда я слышу выражение «делать деньги из воздуха». Именно по отношению к ним некоторые экономисты и политики применяют в последнее время такие эпитеты как «дьявольские» или «сатанинские». Вот об этих «врагах рода человеческого» стоило бы поговорить подробнее. Как вы думаете?
Мистер Гуднайт: Да-да, обязательно нужно не оставить без внимания такое безобразие как производные финансовые инструменты. Деривативы, то бишь. Но я думаю, мы обсудим эти «дьявольские» инструменты в следующий раз — время позднее, пора закругляться. Спокойной ночи, синьор Буонанотте.
Синьор Буонанотте: И вам сладких снов, мистер Гуднайт, также как и всем любителям и ценителям виртуальных ценностей, без которых не было бы нашей сегодняшней беседы.
