Это была первая прямая линия Путина, которую трудно назвать лидерской акцией.
Прямую линию Путина пресса встретила брюзжанием, и зря. Это крепкая редакция прошлогодней линии, близкая той по тематике. Но в отличие от прошлых путинских сезонов, здесь мало встряхивающих аккордов. Притча об «интеллигентной бородёнке» хороша и, пожалуй, верна, но она оборонительна.
Премьер зовет режим к обороне. Путин защищает систему Путина, защищает самолюбиво, как автор. И система действительно нуждается в защитниках. Но автор не балует их новыми стратегическими идеями. Дело он комментирует отстраненно, из позиции «живу я здесь!». Но это приватная, нелидерская позиция. Это речь частного лица. Того, кем премьеру втайне всегда хотелось оставаться. Здесь какой-то личный, очень эшелонированный рубеж самообороны.
Да, Путин подтвердил социальные обязательства системы перед ее обитателями. С цифрами на руках. Одно из назначений системы Путина – вынудить правящий класс делиться с политически бессильными, зато массовыми социальными группами. Режим властвует на том основании, что правящий класс – должник всероссийской «Марьиванны». Но сам же премьер оспаривает свою систему, говоря, что в Кущевской и на Манежной та «не сработала». Значит, в вертикали власти есть дыры, «закладки», дефекты? Система ждет ремонта – автор его не предлагает.
Ожидали, что Путин сделает предвыборный ход, пускай непрямой. Нет, он не стал этого делать. Во всяком случае, там и тогда, где его поджидали. От этого нынешняя линия кажется менее энергичной. Это первая прямая линия, которую трудно назвать лидерской акцией. И по стилистике выступал искушенный инсайдер-интерпретатор. Возможно, Путин, великий и ужасный, побрезговал предлагать что-то растерянному истеблишменту. Возможно, он сам не знал, с каким предложением выйти.
И заявление о Ходорковском – повтор прежнего, что сам же премьер и отметил. Ходорковский для Путина – один из личных фронтов. Этот вопрос остается для него настолько личным, что уже не выглядит юридическим. И здесь проблема, поскольку, говоря о подследственном накануне приговора, премьер забывает, по-моему, что он – премьер и что судья его слышит.
Нет, у Путина нет юридически запрещенных заявлений по второму процессу. Ведь он намеренно не различает первого от второго, как и Ходорковского от Пичугина. Такой «фьюжн» оставляет шанс правдоподобного опровержения. Хотя премьеру лучше бы следовать примеру своего президента, не комментируя спорный казус накануне приговора. Политически оно было б корректней. Но что, если Путин уже не политик? Ведь он никогда не считал политику чем-то почетным.
Что до вопросов про «несогласных с внесистемными», это еще одно старое дело. Путин не мог обойти его. Он говорит о Немцове и Милове так, как действительно о них думает. Вот еще один пример «неполитики», зато Путин здесь был искренним. Он действительно верит, что старые либералы «врут и воруют». Это всегда мешало ему сказать то же самое о новых патриотах. А ведь и Цапок патриот. В России нет крупного вора, который не был бы государственником и патриотом. Систему Путина разворовывают поклонники Путина, а не его противники. Да, противники были б не лучше. Несистемная оппозиция в ее жалком состоянии, получив власть, едва ли способна была на что-то другое, чем власть немедленно потерять. Или разменять по-быстрому… Но разве реален такой сценарий?
Реально опасные сценарии – в той же Кущевской, на Манежке, возле «Европейского»... И как на грех, по этому поводу премьер не имеет идей, кроме... «каждый должен делать свою работу»? Решение для слабых, для домоседов. А в чем сила, брат? Неизвестно. Отсюда инерционное послевкусие от четырех с половиной часов плотной путинской речи. Добротный отчет о проделанной работе. Для телезрителей – великолепные планы зимней России, испуганный мужичонка на снегу. Телесессия для слабосердых, для стариков, перед которыми действительно «мы все в долгу». Но совсем ничего для сильных. Которые в стране есть, и от которых единственно зависит, чтобы страна жила.
