В феврале этого года священник из города Калач-на-Дону Волгоградской области Дмитрий Климов, выступая перед местными казаками, раскритиковал политику кремлевских СМИ, поражаясь тому, с какой легкостью многие люди в сегодняшней России говорят о войне, в том числе и о ядерной. При этом, уже как историк, он подчеркнул: когда большинство народа соглашается с вероятностью войны, то она возникает.
Видео этого выступления попало в YouTube и на данный момент собрало более 300 тысяч просмотров. На своей странице в Facebook отец Дмитрий, имея широкую аудиторию читателей, нередко пишет о вещах, режущих слух российским ура-патриотам, которые уже успели записать его в «либеральные священники».
В интервью «Фразе» отец Дмитрий делится своими соображениями о войне и мире, свободе и несвободе, о том, может ли российский патриот быть свободным от имперского комплекса, а также о том, по какой причине Украина и Россия навсегда могут остаться врагами.
Первую часть интервью читайте здесь.
Согласно последним данным «Левада-центр», по сравнению с мартом 2014 года доля россиян, которые узнают новости по телевидению, уменьшилась на 5%, а тех, кто доверяет ему как источнику информации, стало меньше на 9%. Как вы прокомментируете эти показатели?
Это результат по меньшей мере двух процессов. Сейчас меняются способы получения информации. Интернет заменяет собой и ТВ, и прессу, и радио. Молодёжь и вовсе не смотрит ТВ. Так что первая причина в этом. Но есть и другая. Для многих сейчас очевидно, что ТВ — это не столько средство массовой информации, сколько средство воздействия на массы, то есть инструмент пропаганды и агитации. Не все, прошедшие через советское промывание мозгов, готовы с радостью предоставить свой мозг для повторной промывки. У многих людей, выросших в советское время, выработался условный рвотный рефлекс на назойливое повторение одних и тех же политических тезисов. И если в 2013-2014 годах была иллюзия того, что во всём можно разобраться, если внимательно смотреть главные каналы, то теперь возникает ощущение, что чем больше ты эти каналы смотришь, тем крепче и непроницаемей стена между тобой и реальностью. И хотя некоторым за этой стеной вполне комфортно, кого-то этот комфорт не устраивает.
Лично для меня гораздо интересней получать информацию от непосредственных свидетелей событий, и, к сожалению или к счастью, моё служение предоставляет мне возможность общаться с очень разными людьми на очень разных уровнях доверительности. Я сопоставляю результаты такого общения с тем, что преподносят телеканалы, и несоответствия бывают очень сильными. Безальтернативность официальной точки зрения, нежелание и неумение дискутировать на основании тезисов и аргументов, а не посредством эмоций (главная из которых -- праведный гнев), одностороннее освещение событий — всё это объясняет потерю доверия к телевидению как к надёжному источнику информации.
В том же «Левада-центр» отмечают, что большинство россиян чувствуют себя свободными, но в это понятие «зачастую вкладывают не наличие политических свобод». В то же время во Всероссийском центре изучения общественного мнения констатируют: в декабре социальное самочувствие жителей России ухудшилось. На ваш взгляд, может ли ухудшение социального самочувствия заставить многих россиян пересмотреть свое отношение к политическим свободам?
Свобода в понимании многих людей — это возможность что-то купить, заработать, съездить на курорт, планировать своё будущее. Конечно, такой свободы становится меньше, и это заметно уже сейчас. А свобода, которая связана с ответственностью за свою страну, за её выбор, воспринимается как ненужная формальность, её нужно перепоручить другим, политикам, чиновникам. И хотя они распоряжаются ею не в наших интересах, нам она всё равно не нужна, мы не знаем, что с ней делать. Спорят две свободы — свобода есть и свобода жить. Первая большинству нужнее, когда она будет под угрозой, это сразу будет понятно всем. Реакция вполне предсказуема. Опять бунт, опять революция, опять кровь. Политическая свобода — это и свобода протеста. Но, чтобы против чего-то протестовать, нужно предложить альтернативу тому, против чего протестуешь.
Мы протестуем против коррупции. Но есть ли в каждом из нас такая честность, которая гарантировала бы, что, окажись мы на месте чиновника, мы бы не брали взяток? Мы протестуем против экономического кризиса. Но каким образом наша производительность труда способствует экономическому процветанию? И протест превращается не в конструктивный процесс, а в поиск виноватых. «Жизнь стала бы лучше и светлее, если бы не было...» и дальше подставляй: такой власти, вороватых чиновников, либералов, «ватников» и так далее. Настоящий протест должен быть против собственных недостатков и грехов, и из этого протеста вызревает истинная, ответственная, созидательная политическая свобода. Её нельзя ввести или разрешить, она или рождается в народе, как созревший плод, или извергается, как кровавый выкидыш. Нашему народу нужно ложиться на сохранение.
В христианстве акцент делается на внутренней свободе, которая может оставаться и в самых подневольных гражданских условиях. Когда же христианин ищет политической свободы, он проявляет несмирение или действует вполне в христианском духе?
«Тогда сказал Иисус к уверовавшим в Него иудеям: если пребудете в слове Моем, то вы истинно Мои ученики, и познаете истину, и истина сделает вас свободными. Ему отвечали: мы семя Авраамово и не были рабами никому никогда; как же Ты говоришь: сделаетесь свободными? Иисус отвечал им: истинно, истинно говорю вам: всякий, делающий грех, есть раб греха» (Евангелие от Иоанна, гл. 8, ст. 31-34). То есть главная свобода — это свобода от греха, и за неё надо бороться в первую очередь. И Христос вооружает нас на эту борьбу. Человек, стремящийся к такой свободе, главное препятствие для себя видит не во внешних обстоятельствах жизни, а в своих страстях (греховных навыках). И я уже сказал, что если политическая свобода вызревает из этой внутренней свободы, то она органична и её может даже и не надо добиваться. Политическая свобода имманентна внутренне свободному человеку.
И, наоборот, если дать политическую свободу внутренне несвободному человеку, она его только погубит. Конечно, можно на это сказать, что политическая свобода тогда не доступна никому, поскольку нет людей, свободных от греха. Увы, может, это и так. А может, не стоит рассуждать в категориях "или есть или нет"? Скорее всего, политическая свобода прямо пропорциональна внутренней. Чем больше той, тем больше этой. У нас нет политической свободы не потому что Ленин, Сталин, Брежнев и другие у нас её отняли, а потому, что она нам не нужна и мы до неё не доросли. Сейчас многие критикуют либерализм и гуманизм, особенно легко делать это людям, не знающим перевода этих слов. А ведь именно христианство дало миру поистине высочайшую трактовку понятий «Свободы» и «Человека». В Сыне Божьем соединились две воли — Божественная и Человеческая, и это соединение породило Свободу Креста! В Сыне Божьем соединились две природы — Божественная и Человеческая, и это соединение явило Личность Христа!
В конце декабря покончил жизнь самоубийством 18-летний житель Самарской области Влад Колесников, который ярко выражал свою проукраинскую позицию. Говорят, парня затравило его окружение. Общественное давление в сегодняшней России настолько жестоко?
Я почти ничего не знаю про этого бедного мальчика, поэтому от комментариев по его поводу воздержусь. А то, что касается общественного давления, то тема эта перекликается с предыдущей. О свободе. Общество всегда оказывает то или иное давление на личность, а внутренне свободный человек вполне может его выдержать, не сломавшись. Но таких людей мало, простора в душе человека нет, некуда спрятаться, поэтому так сильно переживается прессинг окружающих. Статистика детских самоубийств действительно убийственная. Основная причина не в давлении общества, а в состоянии наших семей, в которых детям некомфортно до самой крайней степени. Отсутствие любви, разводы родителей, пьянство, измены, невероятное одиночество детей в неполноценных (количеством детей) семьях — всё это сталкивает ребёнка лицом к лицу с экзистенциальными проблемами в таком возрасте, когда он ещё к ним не готов. Ну, а наша нетерпимость к инакомыслию — притча во всех языцех.
Как бы вы объяснили тот факт, что среди украинцев, выступающих за европейские ценности, гораздо больше пиетета к христианству, чем среди либерально настроенных россиян?
Очень легко объясню этот факт. В Украине гораздо лучше сохранились христианские традиции. Во-первых, потому, что в Украине репрессии по религиозному принципу были чуть слабее. Во-вторых, храмов разрушили меньше, чем в России. И, в-третьих, немалая часть Украины была присоединена к СССР уже на излёте самых кровавых репрессий. Так что исторически христианство в Украине пострадало немного меньше, чем в России. А что касается либерально настроенных россиян, то, например, Дмитрий Быков, по моему скромному мнению, не только великий поэт нашего времени (сужу не по политическим памфлетам, а по лирике), но и очень глубокий и настоящий христианин. Если я не ошибаюсь насчёт его либеральной настроенности.
И в России, и в Украине есть православные верующие, которые положительно относятся к советской власти. Это — попытка примирить в сознании взаимоисключающие вещи? Или они не совсем взаимоисключающие?
Форма правления не менялась в России уже тысячу лет. По сути, это всегда была монархия. Особенно абсолютизированной она была именно в советское время. Ничего удивительного нет в том, что сейчас, в период очередного укрепления монархической власти, обращаются к историческим примерам предшественников. Сейчас советские времена идеализируются, предпринимаются попытки обелить и оправдать террор и жестокость. Внедряется идея необходимости жертв для достижения социальной справедливости и политических успехов. Наряду с этим наблюдается тотальное нежелание видеть исторические ошибки и делать из них выводы для будущего. Вновь возрождается культ Сталина. И дело совсем не в том, что кто-то ещё не знаком с масштабом политических репрессий и количеством человеческих жертв. Нет, все в курсе. Просто для многих — это не ужас, а оправданные издержки великих свершений (индустриализации, победы и так далее). Постулируется невозможность властвовать и управлять страной без жертв. Когда речь идёт о власти, упраздняются не только христианские заповеди, но и элементарные нормы человеческой морали. Да, Сталин был жесток, но он навёл порядок. Да, погибли многие невинные ни в чём люди, но строились заводы и каналы. Да, сажали за колоски, но выиграли войну и изобрели атомную бомбу.
Мне приходит в голову довольно мрачное сравнение. Представьте себе, что Чикатило убивал свои жертвы не ради удовольствия, а для великих и благородных целей. Он не просто потрошил женщин, а продавал их внутренние органы за границу и на вырученные деньги строил детские дома, поликлиники, приюты, школы, заводы. Этакий Юрий Деточкин. Могли бы мы, зная это, отнестись к нему по-другому? Может быть, нашёлся бы суд, который оправдал бы его? Не думаю. Но почему же, когда речь идёт об обычной жизни, это так очевидно и неоспоримо? Но как только рассуждения простираются на высшие горизонты политики и власти, нам так трудно назвать убийцу убийцей и мерзавца мерзавцем?! По-моему, глупо спорить с тем, что коммунистическая идеология утопична, и хотя декларируемая социальная справедливость ставится в ней во главу угла, методы её достижения совершенно бесчеловечны. Поэтому ни о какой совместимости с христианством не может быть и речи. Христианство может тоже показаться утопией, но мы называем это чудом, и главной действующей силой этого чуда является Бог, а не человек. А от человека только и зависит, что перенимать у Бога его методы достижения счастья здесь и в вечности. И методы эти — не репрессии, депортации и убийства, а любовь, прощение и милосердие.
Сколько времени, на ваш взгляд, потребуется, чтобы наладились российско-украинские отношения на уровне народов, и при каких условиях это может произойти?
Если ничего не менять, то они не наладятся никогда. Мы можем навсегда остаться врагами, если в нашей стране укоренится мнение о том, что мы имеем право вмешиваться в жизнь и дела другой страны с такой лёгкостью и наглостью. Одно я могу сказать определённо: то, что случилось, не должно было случиться, наши народы не должны были воевать. Однако это случилось, и мы это допустили. Это случилось в наше, в моё время, и значит, я виноват в этом. Я не сделал того, что мог сделать, не сказал того, что мог сказать, не остановил то, что можно было остановить. И я не могу просить прощения за весь свой народ, но за себя лично я могу это сделать. Братья украинцы, простите меня!
