Большим пробелом схематичного уравнения путинской России с предыдущим периодом является то, что в сопоставлении роли Путина и Ельцина в эволюции российской демократии, на самом деле, затрагиваются два различных в их историческом значении отрезка развития постсоветской политической и общественной системы.
Несопоставимость ельцинского и путинского исторических этапов
Период правления Ельцина совпал с революционной и поэтому «естественно хаотичной» стадией трансформации российского политикума. К концу 1991 г. советская система оказалась изжитой и воспринималась значительной частью как элит, так и общества в целом, как неисцелимая. На таком фоне революции – или, в понимании некоторых уважаемых аналитиков, контрреволюции – уже нельзя было избежать, хотя российский общественный дискурс тогда решил и до сих пор продолжает классифицировать изменения 90-ых всего лишь как «реформы». На самом же деле, настоящая революция началась еще при Горбачёве, о чём говорит немало пролитой крови на территории СССР уже в 1989-1991 гг. На долю преемника Горбачёва в Кремле, в любом случае, пришлась бы историческая задача совершить эту глубочайшую трансформацию политики, экономики, культуры и государства России – со всеми её болезненными последствиями.
В противоположность Ельцину, Путин пришёл к власти тогда, когда возникшая из хаоса предыдущего периода система политических и экономических взаимоотношений уже начинала свою консолидацию. Кроме того, вырисовавшийся новый общественный строй начала нового века извлекал импульсы для своей стабилизации из стремительного роста мировых цен на энергоносители и воспоследовавших растущих вливаний твёрдой валюты в государственную казну и внутриэкономический оборот.
Существовавшие и при Ельцине значительные демократические дефициты в российской политике можно рассматривать как «детские болезни» формирующейся полиархической правительственной системы только что вышедшей из Советского Союза России, т.е. в чём-то естественные изъяны процесса создания нового общественного строя. К тому же, при оценке бесспорных недостатков ельцинского правления, к примеру, 1993, 1996 и 1999-2000 гг. нужно принимать во внимание перечисленные достижения 90-х в отношении либерализации и институционализации новой российской политической системы. Прежде всего, это касается указанной начинающейся профессионализации работы СМИ, парламента и федеративной системы.
В отношении президентства Путина исторический контекст представляется значительно менее сложным, чем в 90-х. Говорить о некоем «детстве» новой России к началу 21-го века уже неуместно. А своего рода «зачёт» минусов и плюсов подобный упомянутому выше касательно ельцинских демократических достижений и автократических упущений неприменим к путинскому правлению. Здесь, по крайней мере с точки зрения демократической теории, – одни «минусы».
Конечно, многие российские и некоторые западные наблюдатели придерживаются мнения, что путинская рецентрализация государственной власти была необходимой ценой за стабилизацию страны. Но этому противоречит начавшаяся после обвала рубля в августе 1998 года и назначения Евгения Примакова премьер-министром консолидация как экономической, так и политической системы страны. Эти тенденции можно было наблюдать ещё до официального вступления Путина во власть в качестве исполняющего обязанности Президента РФ 1 января 2000 г. Очевидно, что государственные и общественные структуры, которые Ельцин оставил после себя Путину в начале нового столетия никак нельзя назвать идеальными.
Но казавшаяся в начале 90-х вполне насущной угроза возможного распада страны или гражданской войны, была за время ельцинского правления уже устранена. Ельцин принял в 1991-ом году государственную структуру, которая была хрупкой и, как позже выяснилось, настолько нежизнеспособной, что её окончательный коллапс в 1993 году повлёк за собой человеческие жертвы. В противоположность этому, Путин унаследовал от Ельцина государственное устройство, которому хотя было еще далеко от оптимального, но которое во многих аспектах оказалось более или менее работоспособным, и, с формальной точки зрения, существует до сегодняшнего дня.
Переломный пункт российская экономика прошла еще в 1999-ом году. Впоследствии, она успешно развивалась бы и без путинской «вертикали власти». На такую мысль наводит, например, аналогичный стремительный подъём экономики «хаотичной» (в российском видении) Украины в новом веке, которая в достижении своих сопоставимых результатов умудрилась обойтись как без каких-либо значительных собственных энергоресурсов, так и без некой «вертикали власти» и которая, к тому же, одновременно провела ещё одну «революцию». Да и вообще, экономики большинства постсоветских стран росли во время президентства Путина – некоторые ещё более стремительно, чем российская – на фоне менее разнообразного богатства полезными ископаемыми по сравнению с Россией. В виду этого ряд признанных специалистов в области посткоммунистического пространства, как, например, советник Барака Обамы по вопросам России, известный профессор Стэнфордского университета Майкл Макфол, предполагает, что российская экономика без путинских интервенций (вроде расчленения ЮКОСА), возможно, развивалась бы ещё более успешно, чем это было при Путине.
Путинское правление как упущенный исторический шанс России
В заключение сравнение достижений и упущений президентских периодов Ельцина и Путина вне исторических контекстов их правления является неудачным, по крайней мере, в двух отношениях. Так как ещё до прихода Путина к власти в России появились признаки социальной стабилизации, второй Президент РФ в момент своего «престолонаследия» извлёк выгоду не только из экономической конъюнктуры на то время уже более или менее функционирующей российской рыночной экономики (которая, необходимо ещё раз подчеркнуть, как таковая, была в основном создана при Ельцине). Многие из тех основополагающих шагов реформирования советской политической и общественной систем, которые оказались неизбежными после распада СССР, были большей частью сделаны ещё до вступления во власть Путина – даже если эти реформы и не были доведены до конца, и при их проведении допускались значительные ошибки.
Безусловно, вступая во власть, Путин принимал большое количество «недоделок» – не в последнюю очередь нерешённый конфликт с чеченскими сепаратистами (на волне насильственного «решения» которого, стоит добавить, он приобрёл свою изначальную популярность). Но те проблемы и сложности, с которыми Путин столкнулся, став премьером в 1999 г., всё же не идут ни в какое сравнение с вызовами, с которыми столкнулся Ельцин, встав во главе РСФСР в 1991 г. В то время, как первый российский президент после августовского путча во многих отношениях должен был начинать с нуля, спустя почти десять лет Путин получил в наследство хотя и скорее плохо, нежели хорошо функционирующие, но всё-таки уже существующие в своих основных чертах правительственный и экономический механизмы, стабилизировать и консолидировать которые и было его исторической задачей.
К началу правления Путина отчасти казалось, что новый российский президент осознает эту историческую роль. По крайней мере, на тот момент риторика Путина была на удивление продемократической. В последующие же годы реагирование Путина на внешние и внутренние вызовы России, как, например, его интерпретация «оранжевой революции» в Украине или его выводы из трагедий в Беслане, дали понять, что основные цели Путина отличаются от намерений Горбачева или Ельцина.
При всех их недостатках, «перестройка» Горбачева и «реформы» Ельцина были направлены на то, чтобы способствовать более активному влиянию населения на политическую жизнь и государственное управление. Путин же в основном занимался возведением новых барьеров между государством и обществом, хотя, нужно признать, делал это в основном с помощью иных методов, нежели тех которыми пользовались в СССР.
Советская власть препятствовала оппозиционной деятельности или подавляла её довольно примитивными методами. В путинской России, напротив, эффекты от подобной деятельности умело нейтрализуются с помощью изощрённого ограничения общественного радиуса действия и умелой эскалации противоречий внутри политической оппозиции, журналистского сообщества и критически настроенных неправительственных организаций. При этом стратегия официальной легитимации этих манипуляций варьируются от её открытой привязки к автократическим традициям в политической культуре России (новая «Византия»), с одной стороны, до упорного настаивания на праве русских иметь свою собственную, «российскую» форму демократии, которая функционирует иначе, нежели «западная», с другой.
Яркое выражение последних стремлений – это концепция «суверенной демократии», введённая подручным Путина, Владиславом Сурковым. «Суверенная демократия» имплицирует якобы необходимую защиту политической системы России от негативных заграничных влияний с помощью управления «сверху» внутрироссийской политической конкуренцией. Таким образом, данный термин напоминает скорее такие конструкции, как «советская» или «народная демократия», используемые в советском блоке до конца восьмидесятых, нежели придаваемое ему значение особой формы полиархии.
Хотя Россию при Ельцине и при Путине объединяет то, что в отношении обеих этих фаз развития российского государства нельзя говорить о полноценном политическом плюрализме, тем не менее, оба эти периода принципиально различаются своим местом в российской истории и различным видением будущего развития страны. Ельцинская Россия характерна своим революционным контекстом и многообразием своих трансформаций, т.е. синхронностью политических, экономических, государственных и культурных преобразований, а также своей более или менее прозападной ориентацией. Поэтому ее можно назвать «прото-» или «полудемократией». Путинская Россия, напротив, носит реставрационный характер и её определяющим признаком является растущая антизападная ориентация. Поэтому эту систему стоит классифицировать как «пара-» или даже «псевдодемократию».
Иными словами: в то время как ельцинская политическая система может рассматриваться с точки зрения демократической теории как слаборазвитая, путинская Россия кажется сбившейся с пути, если не анахронистической страной – собенно на фоне успехов демократизации других европейских членов бывшего советского блока, не в последнюю очередь исторически тесно связанной с Россией Украины.
Этот вывод ещё более печален ввиду того, что Путин, в отличие от своего предшественника Ельцина или украинского коллеги Ющенко, в течении своего президентства располагал всё бόльшими финансовыми средствами, которые поступали в государственную казну благодаря постоянному увеличению мировых рыночных цен на энергоносители с 2000 г. Казалось даже, что во время путинского правления существовала некая странная взаимосвязь между растущим богатством россиян и сокращением их возможностей контролировать власть. В то время как Ельцин во времена глубоких общественных кризисов, болезненных экономических реформ и низких мировых цен на энергоносители сумел сохранить или продолжить завоевания Горбачева в отношении либерализации и демократизации, Путин, во времена относительной социальной стабильности, значительного экономического роста и удивительного бюджетного профицита, ликвидировал многие из этих достижений.
На фоне частичного возврата сегодняшней России к положению дел при Советском Союзе (однопартийная система, смешение государственных и экономических структур, конфронтация с Западом и т.д.) возникает вопрос: зачем русские вообще развязали и пережили болезненный трансформационный процесс начавшийся в 1985 г.? Если ситуация сегодня возвращается в прежнюю колею, не являлись ли тогда старания восьмидесятых и девяностых во многих отношениях бессмысленными?
По этим причинам поверхностное сравнение успехов и достижений в вопросах демократизации во время ельцинского и путинского исторических периодов вводит в заблуждение. Ельцинская Россия не была, разумеется, консолидированной демократией. Это было бы невозможным ввиду очевидной новизны постсоветских политических институций и на фоне количества, а также масштабов проблем в новообразовавшемся российском государстве в 1991 г.
Постельцинская Россия, напротив, уже проделала ряд важных трансформационных шагов, получив реальный шанс в дальнейшем преобразоваться в развитую демократию. По крайней мере, некоторые конституционно-правовые основания для этого были заложены, а экономические условия тому благоприятствовали. Несмотря на эти обстоятельства Путин не стал заниматься дальнейшим развитием российского политического плюрализма, а наоборот, ликвидировал без особой на то нужды значительные демократические достижения девяностых и даже некоторые успехи Перестройки позднего советского периода.
Таким образом, Путин упустил историческую возможность для России преодолеть некоторые существенные патологии её государственного устройства, которые уже привели к краху как царской, так и советской империй. Поэтому, можно предположить, что будущие историки – в противоположность популярным на данный момент в России и частично на Западе общим местам – будут оценивать роль Ельцина более позитивно, а вклад Путина – более критично, нежели это происходит сегодня. Можно даже ожидать, что однажды назначение Ельциным Путина своим преемником будет считаться его главной исторической ошибкой.
Путинская Россия обречена? Часть I