«Мы живем, под собою не чуя страны» — писал восемьдесят лет назад Осип Мандельштам о временах сталинских репрессий. Именно эта строчка всплыла из памяти, когда я прогулялся по Киеву, прилетев из Минска. В украинской столице я не был ровно год — в прошлом марте успел застать последние дни, незапятнанные коронавирусным безумием. Контраст за год разителен и увы, перемены, явно не в лучшую сторону. Полицейские и держиморды в камуфляже на входе в метро словно церберы-надзиратели в концлагере требуют соблюдать масочный режим. Тротуары завалены высокими сугробами — пешеходам перемещаться по городу весьма проблематично. Обслуживание в заведениях на украинском языке. Чтобы прочитать меню приходится мучаться с QR-кодами. В Минске за две недели меня ни разу не потребовали надеть маску. Тротуары и дороги моментально чистятся и посыпаются песком во избежание травм. Обслуживание на русском языке. Меню везде в бумажном варианте. И возникает резонный вопрос: так где настоящая свобода — в «демократической» Украине или «тоталитарной» Беларуси?!
Но самое страшное даже не вышеописанное. Меня как жителя Одессы пугает ощущение, что прибыв в Киев я приехал в другую страну. И дело даже не в языке общения. Для одессита органичны юмор, естественная улыбка, доброжелательность, приподнятое настроение вне зависимости от климата и поры года. Киев же с кислой физиономией, нервный, озлобленный, хмурый и негостеприимный. В Одессе по-прежнему обслуживают на русском языке, требования масок зачастую лишь пустая формальность, с цифровыми меню не заморачиваются. Ментальная пропасть между Одессой и Киевом становится всё больше и начинаешь задумываться: «Как мы существуем в рамках одного государства? Что общее нас связывает?». И внятного ответа на данный вопрос я не нахожу.
Особенно раздражает навязчивое транслирование украиноязычной музыки в киевских заведениях. Я не поклонник российской эстрады, но очень требователен в плане песен и привык к качественным исполнителям, преимущественно англоязычным. Беда украинского языка в том, что на нём сейчас не создаётся достаточное количество конкурентоспособного контента. Есть только один действенный способ развития украинского языка — появление на нем книг, песен, спектаклей и фильмов, востребованных публикой. Искусственное насаждение украинского языка — это химически чистый совок вида «А если откажутся — отключим газ!». Десятки миллионов носителей украинского языка не в состоянии на нём сотворить произведения искусства, востребованные на мировом рынке — это ли не показатель интеллектуальной деградации нации?!
Пару лет назад прогремела «Kazka», поэзия Жадана высокой пробы (его проза вязкая, медленная, филологическая — по настроению это скандинавская литература, а не украинская) — больше не могу вспомнить достойного из современного национального культурного продукта. Мой любимый актёр — Богдан Ступка, обожаю фильм «Белая птица с чёрной отметиной». В плэйлисте есть песни «Скрябина» и Дорна. Но я категорически не хочу слушать стонущего Вакарчука и рыдающего Хлывнюка. Когда слышу слезливо-сопливые «Океан Эльзы» и «Бумбокс», то сразу прихожу в ярость и вспоминаю строчки Эдуарда Лимонова: «Скучнее украинской литературы нет в школе предмета. Бесконечное нытье по поводу „крипацтва“ — уши вянут. „Крипацтва“ давным-давно нет, а нытье осталось.». Подросток Савенко был живым, дерзким, авантюрным, бесстрашным, обескураживающе самокритичным и я хочу, чтобы украинская культура была именно такой! И я не хочу стонов, страданий, вечной борьбы безо всяких достойных результатов, узколобой зацикленности на местечковой хуторской проблематике и загнобленной эстетики «Кобзаря» с «Кайдашевой семьей». Я — одессит. Я хочу радоваться жизни и мне чужда тоска, навеваемая классической украинской культурой. Дайте мне положительных эмоций! У южных областей с западными разногласия скорее психологически-мировоззренческие, нежели языковые. Мне важнее насколько близко мыслит человек, нежели на каком языке он излагает свои думы. В приморских беседах всё чаще всплывает слоган региональных шовинистов «Никто не виноват, что вокруг Одессы построили Украину!».
В Бобруйске на кладбище я столкнулся со страшной картиной. Мой прадед украинец Кондрат Тимофеевич Мороз покоится под своей родной фамилией. А вот на могиле его дочери, сестры моей бабушки Людмилы, значится фамилия «Морозова». Прадед загремел в 1945 году на десять лет лагерей — казацкие вольнолюбивые гены. И прабабушка решила, что дочерям благонадежнее носить русифицированную фамилию «Морозова». Взяла и поменяла детям документы. Но на могиле моей бабушки Дины родная фамилия Мороз — как прадед вернулся из лагерей и восстановил все звания, то можно было и не стесняться происхождения. Дина вернула украинскую фамилию, а Людмила побоялась — так исчезала украинская нация в окружении советского маразма. И теперь я вижу, как под влиянием глобалистов исчезает украинская нация, превращаясь в обезличенных восточноевропейцев, лишенных традиций, культуры, идентичности и национального самосознания. Пообщался в Киеве с официантами, сотрудниками почты, операторами и курьером службы доставки книжного магазина и понимаю, что это нечто обессмысленное, бесформенное и бездумное — нет в них ничего национального. Словаки, общающиеся на мове. Чехи, произносящие слова на украинском. Оскопленные восточноевропейцы с ампутированным разумом. Новая историческая общность «советский человек» давно уже стала посмешищем. Поскорее бы украинцы поняли, что «европеец» — это такой же серый продукт уравниловки, как и «советский человек».
Рос я на сборниках анекдотов, высмеивающих крах советской государственности. Так вот символом советского абсурда является следующий анекдот: «По инструкции прокладкой кабеля заняты три человека. Первый раскапывает траншею. Второй кладет кабель в траншею. Третий закапывает траншею. Второй заболел, но первый и третий работают, потому что они чётко выполняют свои должностные инструкции и в итоге получат зарплату за сделанное». Этот грустный анекдот вспомнился, когда в Киеве заскочил в сетевую забегаловку за колой. На входе у всех меряют температуру, прикладывая термометр к запястью. Следят за соблюдением социальной дистанции и масочного режима. Заказал колу и вижу, как девушка бездумно пытается в мой стакан насыпать горсть льда:
— Девушка, мне не нужен лёд! Зачем мне лёд когда за окном десять градусов мороза? Чтобы простудить горло?
— Но в инструкціі так написано...
— Да какая мне разница что в инструкции? Голова на плечах есть? Вы мучаете меня замером температуры, социальной дистанцией и масочным режимом, якобы заботясь о моём здоровье, а на деле без спроса швыряете мне зимой в колу кубики льда чтобы я заболел ангиной!
Больше от дурнушки на раздаче ничего не услышал. Глобалистский совок еще хуже и безумнее, чем совок аутентичный. Как старушка с кнопочным телефоном или вообще без оного сделает заказ в кафе, где меню исключительно в виде QR-кода?! В СССР молодежь старалась носить обувь «Adidas» потому, что ботинки «Скороход» не выдерживали конкуренции по всем параметрам. А в ответ молодежь слышала старческое брюзжание: «Сегодня он играет джаз, а завтра Родину продаст!». Молодежь хотела быть патриотами, но только советская реальность не давала им качественных товаров, услуг и комфортных условий для жизни. Именно диссонанс между декларируемыми лозунгами и неприкрашенной действительностью разорвал совок в клочья. К сожалению, в вопросах языковой политики и борьбы с коронавирусом Украина повторяет ошибки, приведшие к краху СССР. Не хочу платить налоги, чтобы на них содержать полицейских, которые будут гавкать на меня у входа в метро, требуя нацепить намордник!
Одесса всегда держала фигу в карман для любой власти. Сейчас Одесса положила на Зеленского и его решения тот самый орган, которым он играл на рояле. Власть под собой не чует страны. Украиноязычная Украина и русскоязычная всё больше отдаляются друг от друга. Точек соприкосновения становится всё меньше. И я не знаю, как остановить расползание государства.