У соседа трава всегда зеленее — так звучит небезызвестная поговорка о бессмысленной и вездесущей зависти к тому, что есть у кого-то другого. В оригинале эта английская пословица звучит чуть длиннее: the grass is always greener on the other side of the fence, что дословно переводится «трава всегда зеленее по ту сторону забора». Но обычно используется сокращенный вариант: the grass is always greener.
С 17 октября в украинском прокате можно наблюдать редчайшее явление — абсурдистскую независимую американскую комедию «Трава зеленее»/ Greener Grass (не путать с комедийной документалкой о марихуане Grass is Greener с участием Снуп Дога, также вышедшей в этом году). Фильм сняли две женщины, подруги-комикессы Жослин ДеБоэр и Доун Люббе, которые сами же исполнили главные роли. И это действительно явление уникальное, поскольку театр абсурда и острая социальная сатира всегда были прерогативами писателей мужского пола. А ДеБоэр и Люббе пошли еще дальше, оказались еще смелее: добавили в сатиру и абсурд элементы подлинного триллера о серийном душегубе.
В прологе, который разворачивается на родительских трибунах школьного футбольного матча (и сюда же действие вернется в эпилоге, только с весьма изменившейся как минимум внешне главной героиней), между двумя мамочками, наблюдающими за своими детьми-сынишками на поле (один из которых совершенно не приспособлен к спорту и падает всякий раз лицом в траву от ужаса, когда в него летит мяч), происходит любопытнейший и удивительнейший диалог: «О, у тебя новый ребенок! — Да, это Мэдисон, чудесная малышка. Хочешь — забирай себе!». Такая вот соседская любезность, доведенная до апогея, до абсурдистского сервилизма.
Рты женщин расплываются в широких фальшивых улыбках, закованных в брекеты, будто в кандалы. Их притворная приторная вежливость (как и американская политкорректность), их желание быть частью райского утопического общества, быть эталоном пресловутой американской мечты — их же тюрьма. Собственно, скобы в этой шокирующей микровселенной носят все без исключения, совершенно независимо от кривизны/ ровности зубов. Потому что нет предела совершенству и нет возможности вырваться из социальной модели, которая намертво зажала в металлические тиски. И поэтому на вступительных титрах зритель, оцепеневший в ожидании чего-то абсурдистски ужасного, наблюдает крупным планом улыбающийся рот «в оковах», уголки которого нервно, лихорадочно подергиваются.
В мире, придуманном ДеБоэр и Люббе и пропущенном через один из солнечных инстаграмных фильтров (фильтр Kelvin, к примеру, заливающий изображение фальшивыми летними лучами), являющемся карикатурой на Америку верхнего среднего класса, проживающую в аккуратненьких пригородных особняках, разъезжающую на аккуратненьких гольф-карах и строящую идиллическое микрогосударство с тем же дежурным позитивом, с которым устраивает воскресные барбекю и ходит в парикмахерскую, можно случайно перепутать мужей и заметить это только спустя хорошие пять минут страстного слюнявого поцелуя; можно отфильтровать воду в бассейне до такого совершенства, что начать ее пить и есть; можно искренне обрадоваться превращению ребенка в пса, потому что теперь с ним наконец можно играть в мяч и он будет этот мяч ловить, а не падать перед ним от страха на землю.
Работа эксцентричного и феноменально остроумного женского тандема отсылает к таким основоположным, знаковым произведениям литературного абсурдизма, как «Носороги» Эжена Йонеско и в особенности «Превращение» Франца Кафки (если бы Кафка писал «Превращение» как комедию, а ДеБоэр и Люббе решили рассказать свою историю с точки зрения ребенка, превратившегося в собаку, — у них получились бы практически идентичные сториз).
Она одновременно похожа на эпизод «Черного зеркала» под названием «Крушение» (Nosedive), где героиня Брайс Даллас Ховард лихорадочно собирала лайки, чтобы повысить свой социальный рейтинг. И на «Твин Пикс», где в маленьком идиллическом городке притаилось уродливое, безобразное зло, готовое в любой момент вынырнуть из-за кровати и извратить американскую капиталистическую пастораль (подобно пакостнику, бросившему комок грязи в свежевыстиранное белье; хотя нет, не так: подобно ревизору, заставившему раскрыть места с пятнами на белье, которое казалось чистым).
И в ней есть та радикальная эксцентрика, которой не хватило чернокомедийному «Субурбикону» Джорджа Клуни, где безупречно безмятежный, перфекционистский пригород разоблачился и пустил первую кровь (подобно тому, как главная героиня Greener Grass решается остричь кончики волос, и из-под парикмахерских ножниц сочится густой багровый «каскад»).
И вместе с тем «Трава зеленее» не похожа ни на что из того, что вы видели на экране раньше. Пока на «Оскаре» раз за разом побеждают политкорректные фильмы о черных и геях (или о черных геях), пока женщины вопят о харассменте и феминизме, две очень особенные, завидно отважные, беспрецедентно честные и допустимо циничные кинематографистки не лизоблюдничают перед киноакадемиками, не пляшут под дудку публики, не следуют хэштегам и трендам, а создают «свое кино», изящно указывая пальчиком на тотальное и повсеместное притворство.