Стремительное изменение политического ландшафта Украины в 2019 году, ознаменовавшееся сенсационной победой на президентских выборах Владимира Зеленского, а на парламентских – его партии «Слуга народа», заставило говорить об «украинском феномене», «феномене «Зе» и о возможной рецепции этого феномена в других странах постсоветского пространства – в том числе в России. При этом все попытки проанализировать этот феномен наталкиваются на схематизм и поверхностность самого анализа, поскольку вместо комплексного подхода мы зачастую видим акцентирование внимания на каком-либо одном факторе, содействовавшем победе Зеленского и «Слуги народа».
Изначальные версии и аналогии с другими ситуациями в мире были довольно схематичными. За основу принимали в основном аналоги, при которых главой государства становился профессиональный комик (Джимми Моралес в Гватемале или Марьян Шарец в Словении), а также анализировались широкие политические движения во главе с профессиональными комиками («Движение Пяти Звезд» Беппе Грилло в Италии, «Попробуйте сарму» Луки Максимовича в Сербии и т.д.). Но в каждом конкретном случае были и свои кардинальные отличия: в Гватемале Моралес стал фактическим ставленником право-реакционных, консервативных сил, в Словении Шарец первоначально получил известность как успешный мэр города Камник и член левоцентристской «Позитивной Словении». Единственное, что объединяет все упомянутые проекты (а также проект «Слуга народа») – это склонность к чрезмерному популизму – не зависимо, левому или правому.
1. Порождение гипермодерна.
Зеленский, как и движение «Слуга народа», — это, безусловно, популистский проект, делающий ставку на яркую форму, но при этом с минимумом конкретики. Простые опросы граждан показывают, что только единицы знают суть программы Зеленского и «Слуги народа». Ориентация на форму является первичной в процессе выбора: электорат голосует скорее против старых форм, и демонстрирует скорее неосознанный выбор по принципу «лишь бы не старые». При этом суть предложения «новой формы» никого не волновала: с Зеленским были связаны подсознательные надежды на обновление. Старые элиты вызвали концентрированную ненависть – не зависимо, эти старые элиты находились при власти или в оппозиции, представляли бизнес или номенклатуру, связывались с коррупционными схемами или с антикоррупционными расследованиями. Электорат проголосовал за полное обнуление элиты.
По сути, весной и летом 2019 года мы имели дело с разрывом и денонсацией существующего доселе «общественного договора», при котором народ лояльно относился к любым действиям власти (в том числе и к коррупционным деяниям) – в обмен на невмешательство государства в сферу личного благосостояния и личного комфорта граждан. Иными словами, народ закрывал глаза на то, что элита ворует миллионы гривен из бюджета, но элита не мешала рядовому украинцу уходить от налогообложения, вести минимальные теневые оборудки и т.д. Однако нежелание «жить по-старому» не привело к заключению нового «общественного договора»: приход Зеленского привел к дезориентации и к непониманию правил игры в новой ситуации.
В 2005 году политолог Дмитрий Выдрин, давая характеристику Виктору Ющенко, назвал его «универсальным Дао»: каждый избиратель наполняет его своим содержанием. «Если избиратель любит помидоры, ему будет казаться, что и Ющенко обязательно является любителем помидоров», — иронизировал Выдрин. Та же история повторилась и с Зеленским: избиратели Востока и Запада Украины проголосовали каждый за «своего» Зеленского, наделяя его порой противоположными качествами. Для Востока Украины Зеленский являлся альтернативой националистическому режиму Петра Порошенко, который успел «достать» большинство граждан попытками грубого вторжения в гуманитарную сферу и оголтелой политикой «блестящего отсоединения» (а по сути – самоизоляции Украины).
То, что произошло с сознанием граждан, и то, что продолжает формировать повестку дня в обществе, полностью вписывается в концепт гипермодерна (это уже не только не модернизм Кучмы и Януковича, но даже и не постмодернизм Ющенко и Порошенко). Украинский философ и писатель Владимир Ешкилев несколько лет назад писал: «Сейчас мы живем в гипермодерне. Появляется новый запрос – гипермодерн с включением упадка как части нашей жизни. Гипермодерн… захватывает все вокруг. То есть сценой становится все пространство, актерами становятся все. Мы спрашиваем: «Кто режиссеры?». Это уже загадка. Если бы за кулисами сидело какое-то правительство, у нас еще была бы какая-то надежда. Но, к сожалению, ничего подобного нет, это иллюзия. Люди хотели бы это иметь, чтобы переложить на них ответственность за все. Надвигается хаос, и правит нами он. Его можно назвать по-разному – Мировым рынком, эпохой глобализма, синтезом культуры и искусства, но на самом деле это рост хаоса. Мы входим в поток, в котором разрушаются все структуры. Все, что входит сюда, обречено на поражение. Все, что имеет определенность и четкую координату, обречено на поражение. Однако все подчиняется логике потока, движению вещей. Мы все с вами превращаемся в кочевые элементы бытия».
Проблема экспертного сообщества в Украине (и за ее пределами) заключалась в том, что накануне выборов получаемые социологические данные не сопоставлялись с концептом гипермодерна: большинство политиков, политологов и социологов мыслили в координатах логики модерна и постмодерна. Условно: граждане должны проголосовать, исходя из того, что а) политик (политическая сила) может обеспечить экономический рост и восстановить мир; б) политик (политическая сила) является продолжателем дела Майдана, идеалов революции и носителем передовых взглядов; в) политик (политическая сила) готова дать людям справедливость. Концепция гипермодерна говорит о том, что для избирателя все эти – довольно логичные – модели не важны. Ему не важна даже уверенность в будущем. Избиратель готов рушить старое, не имея уверенности в построении нового, так как со старым у него связаны неприятные ассоциации. Избиратель готов рисковать – как в казино, ибо казино дает шанс на выигрыш, которого не дает обыденная реальность. На первый план выходят элементы шоу, куража, «праздника непослушания».
Именно поэтому события 2019 года стоит рассматривать как «гипермодерную революцию». Но порождением Хаоса (непременной составной гипермодерна) является Абсурд. В частности и тот, который мы наблюдаем. Для гипермодерна не важны Разум и Логика. Исходя из сентенции Гойи о том, что сон Разума порождает чудовищ, гипермодерн может привести страну к достаточно тревожным результатам.
2. Наследие «недофашизма» Петра Порошенко
Зеленский и его политический проект стали продуктом серьезного психологического надлома, порожденного Майданом и пятью годами президентства Петра Порошенко с его политикой лжи и лицемерия во всех сферах общества. В основе этого надлома лежат несколько факторов:
- война (которая постепенно потеряла смысл и переросла в длительные позиционные бои вдоль условной линии и одновременно в источник повышенной коррупции);
- полное подчинение действий украинской элиты внешнему управлению;
- антирусскость ментально пророссийской элиты с одновременными «камланиями» о «пути в Европу»;
- вопиющий непрофесионализм чиновников под соусом «реформаторства», «прозападности» и «борьбы с коррупцией»;
- пропаганда в стиле «1984» Оруэлла («Война это мир», «Свобода это рабство» и т.д.); репрессии против инакомыслящих и наступление на свободу слова;
- национализм, возведенный в ранг государственной идеологии; кардинальный пересмотр истории Украины и извращение национальной памяти;
- вторжение государственных структур в гуманитарную сферу (язык, религия, история);
- утрата государством права на насилие и формирование военизированных отрядов молодых радикалов, запугивающих население;
- фрустрация среднего класса вследствие экономических процессов, фактическое выведение из игры украинской буржуазии (основного двигателя демократических процессов);
- попытки установить в Украине «галицкую» или «западную» модель мировоззрения в качестве единственно правильной и допустимой.
Все это в совокупности приводило к фашизации общества. Согласно известным 14-ти пунктам «Ур-Фашизма» Умберто Эко, сформированным в 1995 году, Украина времен Порошенко соответствовала 12, что само по себе является вопиющим результатом (считается, что наличие 7 пунктов уже является тревожной тенденцией). В 2008 году американский политолог Йона Голдберг описал современное ему общество в США как «Либеральный фашизм» (с того времени ситуация в США только усугубилась). Желание украинских политиков копировать американские стандарты, укреплять любыми способами свою власть, а также готовность американских кураторов закрыть глаза на любые действия подконтрольных украинцев, привели к тому, что фашизм в Украине начал восприниматься как норма. Более того – как форма развитой демократии!
В 1932 году Вильгельм Райх в своей работе «Психология масс и фашизм» писал: «Фашистская ментальность – это ментальность «маленького человека», порабощенного, стремящегося к власти и в то же время протестующего. Не случайно, что все фашистские диктаторы происходят из реакционной среды «маленьких людей». Магнат-промышленник и милитарист-феодал используют этот социальный факт для своих целей после его выявления в контексте общего подавления жизненных импульсов. В форме фашизма механистическая, авторитарная цивилизация извлекает из подавленного «маленького человека» то, что в течение многих веков она насаждала в порабощенном человечестве с помощью мистицизма, милитаризма и автоматизма. Этот «маленький человек» досконально изучил поведение «большого человека» и поэтому воспроизводит его в искаженном и гротескном виде. Фашизм — это сержант колоссальной армии нашей глубоко больной, промышленно развитой цивилизации. Высокая политика превратилась перед «маленьким человеком» в балаганное представление. Маленький сержант превзошел генерала-империалиста во всем: в маршевой музыке, в «гусином шаге» в умении командовать и подчиняться; в способности съеживаться от страха перед идеями; в дипломатии, стратегии и тактике; в умении одеваться и проводить парады; в знаках отличия и почетных наградах. Во всех этих вещах кайзер Вильгельм выглядит жалким фальсификатором по сравнению с Гитлером, сыном голодного чиновника. Увешивая всю грудь медалями, «пролетарский» генерал показывает, что «маленький человек» ничем не хуже «настоящего» большого генерала».
Майдан и Порошенко привели к тому, что общество превратилось в толпу: индивидуализм человека не значил ровным счетом ничего. Власть откровенно пренебрежительно относилась к потребностям этого самого «маленького украинца». «Маленькие украинцы» сбивались в толпу. Толпа – согласно французскому политологу и социологу Сержу Московичи – не мыслит критично и рационально, алогична и легко управляема.
Порошенко, претендуя на голоса толпы, не понимал психологию толпы. Строя фашистское общество, он не понимал природу фашизма. Для иррационального социума он был слишком рационален. Призывая к антимодернизму и постмодернизму, он сам был продуктом модернизма и носителем монерных ценностей.
Зеленский единственный из всех кандидатов в Президенты подходил на роль «маленького человека», соответствующего ожиданиям других «маленьких людей». Он вписывался в концепцию гипермодерна. Он умело управлял толпой и ее настроениями. Более того: он заставил Порошенко в ходе президентской кампании играть по его правилам – сделал из президента шоумена.
Ни один украинский политик не мог быть воспринят иррациональной антимодернистской толпой. Зеленский же попал в систему ожиданий – точно так же, как в 2006 году в систему ожиданий киевлян попал Леонид Черновецкий. Объяснение своего выбора: «А он прикольный!» — это приговор рационализму в политике, отказ воспринимать политику через логику, побочный пролонгированный эффект любого Майдана с его отменой системных рамок. Толпа всегда безответственна – в отличие от индивида. Превращение Петром Порошенко общества индивидов в толпу сработало против самого Порошенко. Зеленский стал продуктом «недофашизма», породившего толпу. И вопрос теперь состоит в том, сможет ли Зеленский избежать соблазна возглавить толпу? Сможет ли он дать ту конструктивную встряску, которая превращает толпу в общество?
3.Смена поколений
Как обычно, носителями революционных настроений выступила младшая часть общества. Средний возраст депутатов от «Слуги народа» — 36 лет. Для сравнения: в Оппозиционной платформе «За жизнь» — 49,6 лет, в «Батькивщине» — 49,5 лет, в «Европейской солидарности» — 46,2. Не прошедшие в парламент политические проекты Оппозиционный блок и «Сила и честь» также не отличаются «юностью» — 47,3 и 50,4 соответственно. Среди прошедших в парламент политических сил по возрасту со «Слугой народа» может сравниться разве что партия «Голос» (средний возраст 37,7 лет). Из непрошедших партий вызов «Слуге народа» в возрастном плане может бросить разве что Партия Шария (29,7). Можно смело говорить о постепенной смене поколений в украинкой политике.
Средний возраст в 36 лет говорит о том, что большая часть членов партии – это люди, детство которых совпало с провозглашением независимости Украины, а юность и молодость – с периодом Майданов. Это люди со специфическим мировосприятием, не отягощенные советским прошлым и рудиментами коммунистической идеологии. По образному определению М.Ткачука, это люди, которые ушли от Морального кодекса строителя коммунизма, но не пришли к Десяти Заповедям, «поколение транзита». Это поколение прагматичных и зачастую лишенных сантиментов людей.
На смену «политикам-комсомольцам» пришла новая генерация. И это уже даже не «поколение пионеров»: это поколение, появившееся на свет на фоне кризиса СССР и рождения нового государства. Несколько главных моментов: это поколение, выращенное в сложных условиях социального выживания 90-х, а потому эгоистичное и максимально индивидуализированное. Отсюда декларируемая склонность к либертарианству как идеологии сильных, умеющих выжить личностей. Поколение, презирающее патернализм, и вообще максимально дистанцирующееся от государства.
Фактически мы имеем дело с пришедшим к власти в рамках отдельно взятой страны «поколением снежинок» (“snowflake generation”), как его окрестили на Западе с легкой руки американского писателя (с украинскими корнями) Чака Паланика. Обычно этим термином называют людей, родившихся после 1985 года. Швейцарская журналистка Тамара Вернли дала свое определение «поколения снежинок»: «молодые люди, которые очень уязвимы эмоционально, плохо выдерживают любые нагрузки и воспринимают любые мнения, отличающиеся от собственного, как персональное унижение. Они считают своим неотъемлемым правом быть защищенными от всех потенциально неприятных вещей в жизни». Психологи и социологи определяют ряд поведенческих особенностей этого поколения:
- горячо ненавидят насилие (хотя сами склонны к насилию во имя борьбы с насилием, как это ни парадоксально звучит);
- превыше всего ставят безопасность (в первую очередь эмоциональную);
- повышено чувствительны, мнительны, впечатлительны;
- не привычны к трудностям, тяжелому труду, грубому обращению;
- болезненно реагируют на мнения, отличные от их собственных;
- считают человеческую историю грязной чередой войн и убийств, а поэтому стараются оградиться от наследия прошлых эпох – в том числе в виде классической литературы;
- убеждены в собственной уникальности;
- обладают довольно ограниченной фантазией;
- нетерпимы к оппонентам;
- при несовпадении своих представлений с реальной жизнью, испытывают серьезный стресс;
- охотно говорят о своих самых интимных переживаниях;
- обычно являются политкорректными приверженцами левых идей, с налетом модных веяний (феминизм, веганство и т.д.).
Естественно, украинские реалии немного отличаются от западных, где сформировался описанный выше образ «снежинок». Украинские «снежинки» довольно креативны и активны в реальной жизни. Они фонтанируют идеями – в отличие от их западных коллег, избравших иконой стиля шведскую девочку Грету Тунберг, ретранслирующую отнюдь не оригинальные экологические идеи.
К тому же у украинского «поколения снежинок» есть достаточно взрослые лидеры и кукловоды: Владимир Зеленский – ровесник Эмманюэля Макрона, Андрею Богдану – 43 года, Руслану Стефанчуку – 44, Ивану Баканову – 45, Сергею Шефиру – 55,
4.«Зе Веймар»: Кризис «Четвертой Республики»
Приход к власти Владимира Зеленского и «Слуги народа» ознаменовался кризисом «четвертой украинской республики» — нынешнего государства, провозглашенного 24 августа 1991 года. Перед этим на протяжении последних ста лет де-факто существовали три других государственных проекта: Первая республика (УНР времен Центральной Рады и Михаила Грушевского, 1917 – 1918), Вторая республика (УНР времен Директории, 1918 – 1920) и УССР (1917 – 1991). Нынешняя Украина беременна новой формой государственности – как Четвертая Французская Республика, погрязшая в политических противоречиях, кризисах и коррупционных скандалах, была беременна более эффективной Пятой Республикой.
Зеленский и его команда не были авторами идеи перезагрузки государственности. Но – как ни парадоксально – именно они могут воплотить эту идею. Выше уже говорилось об отсутствии у коллективного «Зе» исторических сантиментов – они будут действовать, исходя из реалий. Политики, сформировавшиеся в 90-е и «нулевые», слишком активно цеплялись за наследие УССР – в том числе за административное деление, табуированные темы (как то мораторий на продажу земли, приватизация стратегически важных объектов и т.д.), границы, численность населения, геополитические ориентиры. Перезагрузка государственности позволяет отказаться от многих табу. Для француза 50-х годов карта Франции без Алжира была немыслимой – для француза 60-х годов Франция без Алжира казалась более естественной. Француз времен Четвертой Республики молился на США и Великобританию – француз эпохи де Голля видел в США потенциальную опасность, а с Великобританией находился в ментальном конфликте. Француз в 1958 году готов был воевать за свои колонии до последнего солдата и считал саму постановку вопроса о заключении мира с мятежным Бен Беллой предательством национальных интересов – француз 1968 года презирал колониализм, критиковал ядерные испытания Франции в Алжире и думал уже о новых идеалах и свободах: в конце концов именно в 1968 году Париж заполнили студенческие баррикады, приведшие позже к падению де Голля и закрытию Сорбонны. А ведь прошло только 10 лет! Изменение Конституции и системы управления зачастую приводит и к переменам в способах мышления.
Современная Украина во многом напоминает Веймарскую Республику в Германии (1918 – 1933). Украина точно так же проиграла войну (не столь кровопролитную, как Первая мировая, но тем не менее приведшую к психологическому надлому в обществе). Украина, как и Германия в 1919 году, потеряла часть территорий. Украина пережила кризис элит, кризис политической системы, а также вступила в затяжной экономический кризис. Судьбу Украины сейчас – как и судьбу Германии в Версале – решают внешние игроки, сама Украина является геополитическим статистом с тенденцией к лимитрофности. В Украине сильны патриотические и реваншистские настроения в значительной части общества, полулегально существуют политизированные боевые отряды. Олигархический капитал подпитывает радикалов всех мастей для оказания давления на правительство. Коррупционные скандалы в верхах становятся нормой.
В этих условиях популизм Зеленского может сыграть ту же роль, которую сыграло во времена Веймарской республики движение национал-социалистов: в подобных условиях выигрывает тот, кто предлагает наиболее понятную систему «простых решений». Гитлер убедил немцев, что корень зла – евреи, и победа над евреями (вплоть до «окончательного решения еврейского вопроса») ознаменует эру благоденствия для всего немецкого народа. Точно так же Муссолини убедил итальянцев, что все беды – от коммунистов. Зеленский начинает свое президентство тоже с «простых решений»: во всем виноваты а) коррумпированные чиновники; б) олигархи; в) мэры городов-миллионников. Некоторые идеологи движения Зеленского уже окрестили это «борьбой с феодалами». Под определение «феодал» автоматически может попасть любой человек, наделенный формальной или неформальной властью, но при этом не зависимый от президентской вертикали. (Кстати, попытки Петра Порошенко назначить универсальным виновным в собственных неудачах и просчетах Владимира Путина на короткий срок увенчались успехом – большинство граждан Украины поверили в это; однако Порошенко не хватило сил удержать темп дольше, чем на год, к тому же он пытался навязывать иррациональные доктрины и «простые решения» рациональным и логическим путем). Зеленский показательно линчует чиновников, что нравится простому обывателю. Зеленский устраивает разнос мэрам крупных городов. Во многом копирует раннего Александра Лукашенко с его попытками создания образа «народного президента».
«Простые решения» сложных проблем, соединенные с попыткой изменить политическую систему, закрепив при этом новую систему в новой Конституции, могут дать серьезный эффект: теоретически, Украина может перешагнуть из условной «Веймарской Республики» в реальную «Пятую Республику». Но практически осуществлению этого амбициозного действия мешает главное – несамостоятельность Украины как государства, неспособность ее самостоятельно вырисовывать собственную перспективу,
5.Внешний фактор: оккупация вместо компрадорства
Украина и далее остается несамостоятельным, зависимым государством, лишенным субъектности и управляемым в основном из Вашингтона. США имеют решающее влияние на кадровые назначения, внешнюю политику, финансы, борьбу с коррупцией (точнее, контроль над коррупционными схемами), фармацевтическую отрасль, национальную безопасность и оборону. Политологи, рассматривая процессы в Украине, спорят сегодня не о степени влияния отечественных олигархов на процессы в стране, а об интересах Государственного департамента США, Центрального разведывательного управления, Ротшильда, Сороса или Байдена.
Задачи, которые сегодня декларируются командой Зеленского как первоочередные (снятие моратория на продажу земли, запуск рынка земли, всеобщее декларирование доходов и расходов граждан и т.д.) на самом деле являются задачами, которые ставят перед Украиной либо Международный валютный фонд, либо крупные транснациональные корпорации.
Если Петр Порошенко и его режим были классическими компрадорами – то есть, посредниками между национальным рынком и интересами транснациональных корпораций, то Зеленский и его команда – это попытка транснациональных корпораций обойтись без посредника. Таким образом, формируется классическая латиноамериканская модель управления, при которой стратегические объекты и целые отрасли отдаются под внешнее управление, а местной администрации остаются второстепенные рычаги для осуществления политических функций местечкового масштаба. Естественно, под словосочетанием «латиноамериканская модель» имеются в виду многочисленные режимы 70 – 80-х годов, зависимые от политики США.
Порошенко по сути повторил судьбу президента Пакистана Первеза Мушаррафа, который был послушной марионеткой Вашингтона и пользовался благосклонностью представителей США до тех пор, пока стратегическое сотрудничество с Пакистаном было необходимо Вашингтону. Мушарраф мог безнаказанно расправляться с политическими оппонентами, плести интриги, совершать коррупционные деяния. Как только ситуация в регионе поменялась – США без сожалений «слили» Мушаррафа. Мы неоднократно на протяжении длительного времени говорили об «мушаррафизации» Украины – как оказалось, наша гипотеза была правильной.
Появление нового потенциального победителя в президентской гонке заставило представителей Запада искать сближения с Зеленским и его штабом уже в феврале 2019 года (что, естественно, не могло не беспокоить Порошенко, чувствовавшего, как из его рук ускользает власть). Каким образом независимые кандидаты попадают под влияние западных структур, очень хорошо показано в художественном фильме «Наш бренд – кризис», снятый в 2015 году режиссером Дэвидом Гордоном Грином – на основе реальных событий 2015 года в Боливии. Очевидно, Зеленский согласился на условия Запада. Коллективный Запад в апреле-мае 2019 года был уже не на стороне Порошенко.
Значительная часть потенциала «Зе-команды» может пойти на обслуживание интересов внешних игроков, что уже сейчас начинает проявляться: многочисленные игроки из израильского, вашингтонского и европейского лобби, интересы клана Ротшильдов и структур Сороса, подчас взаимоисключающие и взаимоненавидящие друг друга акторы включились в экономические и политические игры вокруг Украины и Зеленского.
К сожалению, в ближайшее время говорить о восстановлении субъектности страны или об усилении ее независимости не приходится. Зеленский – с точки зрения внешних акторов – является весьма удобной фигурой. Влияние на него со стороны представителей транснациональных корпораций было заметно еще на завершающей стадии президентских выборов.
6. ПостМайдан
Появление Зеленского в украинской политике – это также и реакция общества на Майдан 2014 года. Можно говорить о завершении того процесса, который в украинской системе пропаганды был обозначен как «Революция Достоинства». Президентские выборы 2019 года деактуализировали Петра Порошенко как главного носителя «ценностей Майдана» — и большинство из тех, кто голосовали за Порошенко, являются убежденными продолжателями дела Майдана. Парламентские выборы на 80% деактуализировали политиков, пришедших в Верховную Раду на волне постмайданной истерии.
Социологические данные начала 2014 года показывали: в украинском обществе существовало около 25% сторонников Майдана, примерно столько же – сторонников Виктора Януковича. Через пять лет суммарное количество голосов, отданных за партии с постмайданной идеологией, дает около 25%. Такое же количество голосов на президентских выборах (во втором туре) получил Петр Порошенко. Общество вернулось к статус-кво 2014 года.
Основные лозунги Майдана стали неактуальны (Майдан в 2014 году начинался под проевропейскими лозунгами, сейчас же Украина занимает проамериканскую, но отнюдь не проевропейскую позицию). Рядовой украинец получил слишком мало дивидендов от тех процессов, которые наступили после 2014 года: социальное самочувствие упало вдвое, государство перестало выполнять свойственные ему функции по защите интересов личности, уровень гражданских свобод резко снизился, потеряны люди и территории, усилился отток рабочей силы из Украины, исчезла уверенность в завтрашнем дне). Продолжать апеллировать к Майдану Зеленскому было не с руки. Вступать категорически против, солидаризируясь с оппозиционными партиями, — это искусственно сузить электоральное поле.
На некотором этапе Майдан стал «фигурой умолчания». Культ Майдана (с его антирусскостью, софт- и ультранационализмом, романтическим шапкозакидательством и т.д.) отошел на второй и даже третий план. Зеленский перевернул эту страницу истории. «Поколение снежинок», старающееся забыть все неприятные страницы в прошлом, сделает все, чтобы история Майданов постепенно деактуализировалась и не особо напоминала о грустном.
7. Между Львовом и Донецком
Кроме деактуализации Майдана в 2019 году произошла также и деактуализация двух концепций развития Украины – условно «галицкой» и «донецкой», вокруг которых велись основные дискуссии на протяжении всего периода украинской независимости. «Галицкая» концепция, рустикальная по своему характеру, базированная на «факторе крови» и ставящая фактический знак равенства между украинским этносом и украинской нацией, базировалась на откровенно антироссийских настроениях, стремилась к моноязычной модели, абсолютизировала Запад как идеал, к которому необходимо стремиться, а также пыталась создать концепцию истории Украины с минимизацией или откровенно враждебной подачей российского фактора. «Донецкая» концепция, продукт урбанизированного, а значит и космополитизированного социума, базировалась на «факторе земли», считала, что украинская нация является совокупностью всех граждан Украины, без различия в их этническом происхождении, в культурном плане была обращена на Россию (с автоматическим недоверием к Западу). Большинство носителей концепции поддерживали фактически сформировавшееся двуязычие и противились попыткам власти во времена Ющенко и Порошенко вторгаться в гуманитарную сферу со своими нововведениями.
В 2014 – 2019 годах «галицкая» модель была скомпрометирована Петром Порошенко и его командой, а «донецкая» модель пострадала вследствие войны на Востоке Украины и идеологического противостояния с Россией (которая занимала важное место в системе мировоззрения «дончан»). К тому же «галицкая» модель начала давать трещины в новых условиях, когда – вопреки заверениям «отцов-основателей» Украины – страна начала не столько приближаться к Европе, сколько подпадать под откровенный контроль со стороны США. Фактически в стране проявился мировоззренческий вакуум: «направо пойдешь – коня потеряешь, налево пойдешь – голову сложишь».
Зеленский – это продукт «вакуума» и девальвации прежних ценностей, не выдержавших проверку временем. На протяжении 28 лет страна жила, по сути, в состоянии размышлений: чем заменить СССР? И Украина – не смотря на провозглашение Независимости – все еще оставалась той же УССР, но с новой атрибутикой. Система управления, административно-территориальное деление, государственная мифология оставались прежними, с незначительной модернизацией. Зеленский стал не только продуктом кризиса элит, но и продуктом кризиса стратегии государства, кризиса моделей государственного развития.
Географически Кривой Рог – это не столько восточная, сколько центральная Украина. Это регион, чуждый националистическим веяниям, но одновременно его нельзя назвать и пророссийским. Зеленский – еврей, но гражданин Украины, русскоязычный, но не россиянин. «Селебрити», но не замазан в политические и коррупционные схемы.
По сути, в голове у рядового избирателя (как показывает социология) начинает собираться пазл новой модели – «центральноукраинской». При этом (что важно) такую модель могли еще в 2014 году дать украинцам представители Винницкой элиты, если бы не их алчность и непоследовательность. В результате Порошенко вместо формирования собственной модели решил опереться на старую, «галицкую», а Гройсман вообще решил уйти в «технократическую надсистему».
«Центральноукраинская» модель – это микс двух других моделей. Это апелляция к «фактору земли» (все граждане Украины – члены единой корпорации, украинской нации). Концепт Запада терпит серьезные изменения и перерождается в формулу: дружить с теми, с кем выгодно, не присоединяясь и не пресмыкаясь. В отношении к истории, религии, языковому вопросу – полный плюрализм. Максимальная эксплуатация принципа «справедливости» и инициирование борьбы с олигархами. Но при этом – дистанцирование от России. Главный принцип: на словах развивать собственный, современный, самодостаточный, прагматичный государственный проект, который при этом станет идеологической ширмой для деятельности транснациональных корпораций и постепенного поглощения Украины.
8. В ожидании «Станчика»
В истории Польши существует такой персонаж, как Станчик – придворный шут нескольких королей XVIвека, на самом деле демонстрировавший удивительное государственное мышление и едва ли не единственный, кто действительно заботился о развитии государства и давал мудрые советы правителям. На известной картине Яна Матейко Станчик изображен в тот момент, когда поступило известие о потере земель на Востоке: Станчик сидит в глубоких размышлениях, в то время, когда остальные царедворцы танцуют на балу. Не случайно одна из польских патриотических партий XIXвека именовалась «Станчиками».
Для многих украинских избирателей Зеленский мыслился таким себе «Станчиком» — учитывая его комический бекграунд и претензии на позиции в политике.
В этом смысле правы те, кто считают, что избиратели проголосовали за сценический образ Зеленского – героя сериала «Слуга народа» Василия Голобородько. Зеленский – это украинский вариант Станчика. В начале 90-х годов прошлого века в СМИ особенно активно цитировали слова Евгения Маланюка: «Як в нації вождів нема, тоді вожді її – поети». Этими словами оправдывали приход в политику многих украинских литераторов – Д. Павлычко, В. Яворивского, И. Драча, Б. Олийныка и других. Но на сегодняшний день максимально девальвировалось понятие «моральный авторитет»: таковых в украинском обществе попросту нет. До некоторой степени роль морального авторитета могла бы играть Лина Костенко, но возраст (19 марта ей исполнилось 89 лет) и сознательный уход от политики и активной общественной деятельности, такой себе «интеллектуальный дауншифтинг», сыграли свою роль: она слишком элитарна и слишком аполитична. Иных уж нет, а те далече…
Украинская политика, Майданы, завышенные оценки и быстрые разочарования напрочь убили само понятие «моральный авторитет». Вот общество и оказалось готовым к новой формуле: «Як в нації вождів нема, тоді вожді її – паяци».
Данные социологических опросов, полученных в марте 2019 года Центром им. А. Разумкова, показывают, насколько украинское общество разочаровалось в государственных институтах. Респонденты признались, что не доверяют Верховной Раде (82% недоверия), государственному аппарату (чиновникам) (81%), политическим партиям (76%), судебной системе (75%), правительству Украины (74%), коммерческим банкам (72%), прокуратуре (71%), Президенту Украины (69%), САП (69%), НАБУ (68%), НАЗК (68%), Верховному Суду (67%), местным судам (67%), Антикоррупционному суду (66%), Конституционному Суду (65%), НБУ (63%). Лидерами доверия считаются военизированные структуры (подсознательная потребность в защите), церковь (надежды на Бога), волонтерские организации (потребность во взаимопомощи и взаимной поддержке). Данные цифры – это крик отчаяния рядового украинца.
Именно поэтому Станчик-Голобородько-Зеленский появляется на фоне кризиса элит, недоверия к элитам – как продукт массового психоза, связанного с ощущением краха и упадка государственности. Архетип Станчика подсознательно начинает выделяться на фоне тотального недоверия к другим политикам: социологические данные последних лет показывали, что ни один из действующих политических лидеров не набирает более 15% голосов избирателей. При этом около 40% респондентов не были готовы проголосовать ни за одного из кандидатов, около 60% стабильно отказывались принимать участие в социологических опросах. Социологи и политологи ошибочно полагали, что в результате эти 40% не придут на выборы, либо же их голоса «размажутся» по всей палитре – пропорционально между основными участниками избирательной гонки. Поэтому появление накануне Нового года кандидатуры Зеленского в числе других претендентов воспринимали как технический ход Игоря Коломойского, направленный на обеспечение переговорных позиций с потенциальными победителями. В этом была одна из главных ошибок экспертного сообщества.
Оказалось, что избиратели готовы проголосовать за Зеленского!
Но суть в том, что Станчик не стал королем! То есть, не брал на себя публичную ответственность. Он оставался мудрым политиком, но при этом не лез на трон. Очень скоро стало понятно, что Зеленский – это не Голобородько. И он не будет действовать теми методами, к которым прибегал его киногерой. И это в ближайшей перспективе может оттолкнуть от Зеленского значительное количество его избирателей, надеявшихся, что президент-актер будет намного лучше президента-олигарха.
9. Что дальше?
К сожалению, приходится констатировать, что в ближайшей перспективе вряд ли можно ожидать серьезных перемен в обществе. Украинское общество дальше переживает период острого постреволюционного психоза. И в обществе существует если не запрос на диктатуру, то достаточно устойчивое лояльное отношение к диктатуре. Главным вызовом для Зеленского в ближайшее время станет то, удастся ли ему удержаться от соблазна потакания толпе. Согласно Вильгельму Райху, фашизм устанавливает не лидер – фашизм устанавливает толпа, а лидер лишь соответствует ее ожиданиям, возглавляет низменные инстинкты.
«Борьба с феодалами» в ближайшее время может привести к тому, что рейтинги Зеленского могут оставаться стабильными: люди получат «зрелища» в стиле раннего Александра Лукашенко, обеспечившие нынешнему президенту Беларуси популярность среди простого народа. Но «борьба с феодалами» должна привести к качественным изменениям в экономике и в кадровом подборе чиновников, а этого достичь будет весьма сложно. К тому же «борьба с феодалами» приведет к сопротивлению этих самых «феодалов», ресурсно довольно сильных и искушенных в политических делах. Интереснее всего, что к числу «феодалов» могут быть причислен в скором времени даже Игорь Коломойский, изначально стоявший у истоков проекта «Зеленский».
Именно поэтому Зеленский может столкнуться и с новым качеством оппозиции.
Быстрое разочарование в «новых лицах» в политике приведет к девальвации самого термина «новое лицо»: этот термин станет именем нарицательным для обозначения непрофессионалов, «выскочек», парвеню. Через год–два возможна перемена настроений в обществе: «Хватит новых! Дайте старых!».
Большой проблемой для Зеленского станет неприкрытое внешнее управление и лоббирование интересов западных транснациональных корпораций. Именно в интересах западных корпораций могут осуществляться ряд действий, подаваемых как «реформы» и «переучреждение государства». В частности, речь может идти о новой Конституции, о введении рынка земли, о всеобщем декларировании доходов и расходов граждан, большая приватизация и т.д. Все эти нововведения могут в ближайшей перспективе привести к серьезному росту недовольства (та же отмена моратория на продажу земли будет иметь краткосрочный положительный эффект – до двух лет).
Вопрос войны и мира на Востоке Украины также будет решаться отнюдь не в Киеве. Скорее всего, Зеленскому придется взять на себя смелость воплощать те решения по Донбассу, которые будут разрабатываться и навязываться большими геополитическими игроками – бенефициарами конфликта на Востоке.
Однозначно Зеленскому (в отличие от его киногероя) придется иметь дело с Международным валютным фондом и идти на его условия, что повлечет за собою новые непопулярные действия в социальной сфере.
В вопросах свободы слова, прочих гражданских свобод следует ожидать «закручивания гаек» — поскольку вряд ли новая власть, претендующая на интегральный и всеохватывающий характер, сосредотачивающая в своих руках влияние на все институты власти, будет терпимо относиться к вольнодумству. Высказывания некоторых членов «Команды Зе» (например, Никиты Потураева) только подтверждают данную гипотезу. Вполне возможен и активный передел медиа-рынка.
Таким образом, Украина может получить авторитарный по своей сути, абсолютно несамостоятельный, популистский режим. При этом данный режим будет менее националистическим, с лояльным отношениям к национальным меньшинствам, с антимилитаристской риторикой, с большим количеством международных инициатив, с готовностью к диалогу с Россией и т.д. То есть, власть частично перехватит лозунги Оппозиционного блока, но не для того, чтобы их воплощать, а для их нейтрализации и девальвации. Эти аспекты будут выбивать почву из-под ног старой оппозиции и будут требовать качественно новых форм оппозиционной деятельности.