Нам привычна мысль, что мы живем в эпоху демократии и тесно связанных с ней понятий — таких, как права человека, достоинство, свобода слова и пр. Однако на практике все чуть сложнее. Потому я хочу подвергнуть сомнению эти привычные и многим родные штампы, показав, как глобализация убила демократию, ввергнув мир во власть многочисленных олигархий.
Начнем с базового понятия, что есть демократия, отрезав его от последующих наслоений, возникших в процессе исторического развития. Демократия — это изобретение древних греков. Поскольку Греция обладает крайне сложным ландшафтом, малоприспособленным для ведения пахотного сельского хозяйства, но позволяющим заниматься мореходством, виноделием и другими полезными промыслами, греки были вынуждены ютиться в небольших полуизолированных друг от друга поселениях. Пока весь остальной цивилизованный мир проживал в огромных аграрных империях, «наслаждаясь» ничем не ограниченной царской властью.
* * *
Видеоверсия статьи:
* * *
Вследствие такой уникальной ситуации крупные государства там так и не сложились. А вместо этого возникло огромное количество мелких образований, активно бодающихся друг с другом за пограничные территории. Да, великая война за финиковую рощу или пахотное поле была делом обычным для тех времен. В таких условиях античные люди начали экспериментировать с политикой. Согласимся: одно дело, когда царь живет во дворце за тридевять земель, а совсем другое, когда он тут, рядышком. В соседнем квартале. В определенный момент традиционные царские режимы начали падать по всей Элладе. На их место, как правило, приходили тираны, способные своей жестокостью легко затмить изгнанных царей.
Таким образом, у многих возникло желание придумать какую-то новую систему, позволявшую избежать концентрации власти в одних руках, тем самым остановив вращение колеса террора. Так зародились многочисленные политические системы: олигархия (власть богатых), аристократия (власть знатных), уже знакомые нам тирании и монархии, а также бедная сиротка демократия, которую никто из великих древних не любил. Тиран или монарх могут быть толковыми, олигархи или аристократы способны договориться между собой и проводить последовательный курс, а демократия — это толпа жестоких малообразованных греков, с трудом осознающих собственные интересы. И потому вполне способная изгнать своего лучшего полководца, чтобы он не стал городским тираном, только для того, чтобы через несколько лет тот же полководец, перешедший на службу к противнику, сровнял их город с землей. Ну или казнить Сократа.
Эпоха политических экспериментов быстро закончилась: все эти крошечные государства ослабили друг друга в междоусобных войнах, став легкой жертвой захватчиков. Начиная с Александра Македонского ч Греция полностью потеряла свою политическую субъектность, подпав под власть более сильных государств, а после превращения Римской республики в империю демократия надолго взяла паузу, вновь уступив место концентрированной царской власти.
Какой вывод мы можем сделать из вышесказанного? Демократия возможна лишь в том случае, если мы говорим о четко пространственно локализированном сообществе. Греки смогли использовать такой общественный строй, потому что все жители поселка могли собраться на главной площади и обсудить сложившуюся у них ситуацию. Но даже такое относительно гомогенное общество, как жители одной деревни, было слишком разнородным, чтобы сформировать функционирующие демократические институты. Постоянно тлеющий конфликт между богатыми и бедными, знатными и простолюдинами мог в любой момент привести к насилию, что и принесло демократии ее печальную славу. Верхи — боялись, низы — ненавидели, и единственное, что удерживало лебедя и щуку в одной упряжке, — это опасность быть завоёванным внешним противником. Хотя случаев, когда классовая солидарность брала верх над городским патриотизмом, Греция тоже знала немало.
Но когда такие условия не соблюдались и государственное образование разрасталось далеко за пределы городских стен, место демократии и сопутствующего ей городского национализма занимал строй, который мы для простоты будем называть феодальным. Где-то наверху сидел монарх, который правил относительно независимыми от него удельными властителями. Конечно, уровень власти первого лица разнился от государства к государству, от эпохи к эпохе, но суть не менялась.
Ключевое различие здесь состоит в том, что при демократии мы говорим об обществе, построенном на горизонтальных связях. Граждане, конечно, различны по своей природе, но юридически равны в пределах своего государства.Тогда как для феодализма характерна узаконенная вертикальная структура. Ключевой момент, определяющий социальную позицию при феодализме, был блестяще сформулирован в 90-е годы прошлого века: «Под кем ты ходишь?». Для феодального общества в тысячу раз важнее, кто твой хозяин, чем кто ты сам. Именно принадлежность и определяет, кем ты будешь. И таким был мир на протяжении тысячелетий.
Ситуация изменилась в XVIII- XIX веках, когда вследствие технологического и социального прогресса европейские феодальные государства ужались до размера древнегреческого полиса. Если раньше древний грек на быстрой колеснице мог пересечь свою Родину за сутки, то теперь европеец мог сделать то же самое благодаря поезду. А индустриальная экономика, требующая лично свободной рабочей силы, разрушила старые социальные институты. Тем самым дав людям абсолютно новый уровень мобильности в пределах государства. А уже экономическая свобода породила политическую. Подробнее этот процесс был описан в статье «Нация и республика».
Нам же следует вернуться к современности, когда на наших глазах с Европой повторилась та же история, что в свое время произошла с Элладой.
Первая половина XX века знаменовала высшую точку развития национальных республиканских государств, швырнувших Европу в объятия кровавых войн. Тем самым сокрушив политическую структуру, которая делала возможной их существование.
После Второй мировой войны европейские государства стали статистами в своей собственной истории. Европа превратилась просто в еще один фронт «бесконечной» холодной войны. А европейские правительства как Западного, так и Восточного блоков были вынуждены уступить часть своего суверенитета в пользу международных структур, контролируемых США и СССР. Говорить о субъектности и демократичности новых постколониальных государств, возникших в Африке, Азии и Латинской Америке после распада западных колониальных империй, просто неловко. Потому обойдем этот вопрос стыдливым молчанием.
Но все вышесказанное еще не означало крах национального государства как способа организации политического пространства. Пусть мы не можем решать, с кем дружить на внешней арене, но мы свободны в своей внутренней политике. А что есть СССР и США, как не четко структурированные общества с равноправными гражданами?
Ситуация изменилась в 1970-е, когда ОПЭК объявили нефтяное эмбарго. В результате даже такие крупные государства, как США, Германия и Франция, оказались на грани катастрофы. Их правительства просто не могли больше регулировать отечественную экономику через субсидирование, дотации, социальные гарантии и пр. Вот тогда на сцену и вышли неолиберальная экономическая теория и сопутствующая ей глобализация.
Новое поколение неоконсервативных лидеров в лице Р. Рейгана и М. Тэтчер провозгласили своим высшим божеством свободный рынок. Сообщив населению, что они намерены понизить налоги, урезать социальные выплаты и отказаться от попыток управлять экономикой. Каждый сам за себя — один Бог за всех.
Такая радикальная смена приоритетов оказалась успешной. Экономика, более не ограниченная государственным регулированием, выплеснулась на международный уровень, сметая государственные границы и тем самым низводя прежде суверенные правительства до уровня региональных администраций. Что в значительной степени уничтожало саму возможность существования демократии. Какая разница, за кого голосовать, если рыночная стихия может возвысить или уничтожить твое государство, а твое правительство не способно тебя защитить, даже если захочет.
Именно тогда расцвел и укрепился феномен транснациональных корпораций, которые, пользуясь возникшим хаосом и отменой торговых барьеров, смогли заработать колоссальные деньги, став влиятельными игроками в мировом масштабе. Тем самым породив прослойку олигархов, способных легко купить как выборы, так и победивших на них политиков.
Так в результате глобализации был запущен процесс феодализации и примитивизации общественных отношений. События, которые произошли в 70-х годах прошлого века, были началом конца как для гегемонии Запада, так и для демократии. Коллапс модели управляемого капитализма, возникшей после Великой Депрессии и успешно функционировавшей до 1973 года, принес развитым странам массовую безработицу, имущественное расслоение, взрыв преступности и стремительное свертывание социальной инфраструктуры. Дивный новый мир выглядел на удивление погано. Для США и ЕС 80-е стали лайт-версией наших 90-х. Еще несколько лет, и развитые страны просто бы захлебнулись в своих же «отходах».
Но тут произошел крах СССР. Наша пропаганда любит подавать случившееся как победу Демократии над Тоталитаризмом. Но, с практической точки зрения, все намного проще. Произошла победа глобализации над крупнейшим в истории национальным государством. Победа, которая убедительно показала, что даже правительство такого мегамонстра, как СССР, более не способно поддерживать свою экономическую самодостаточность.
Коммунистический блок выиграл от повышения цен на нефть, что позволило ему отложить начавшийся в 70-е кризис почти на десятилетие. Но когда стоимость энергоносителей снизилась, его постигла та же участь, что и страны Первого мира. Другое дело, что если Запад к тому времени уже приспособился к новой реальности, то для коммунистического блока происходящее было подобно удару обухом по голове. Это позволило США захватить стратегическую инициативу и повергнуть своего давнего врага. Тем самым открыв путь на ранее недоступные рынки. И лишив страны Третьего мира единственного потенциально существующего заступника.
Вот так американцы получили возможность править миром, построив первую, действительно глобальную, феодальную империю. Где главы формально суверенных национальных государств были вынуждены согласовывать с Вашингтонским обкомом едва ли не каждый чих.
Новая расстановка сил смягчила кризис, создав условия, в которых всевластие рынка и глобализация совмещались с приличным уровнем жизни, а правительство могло выполнять социальные обязательства. Но счастье было недолгим и закончилось в 2008 году, когда хрупкое политико-экономическое равновесие вновь сдвинулось, а кризис государственной машины, начавшийся в 70-е, вышел на новый уровень.
Казалось бы, какое отношение все вышесказанное имеет к независимой Украине? Правильный ответ: самое что ни на есть прямое. Все происходящее в нашей стране является прямым отражением глобальных процессов. Правда, это отражение заставляет постоянно вспоминать анекдот о кукурузнике, врезавшемся в сельский сортир, как отечественную версию 11 сентября. Потому что какая страна, такой и теракт.
Украина росла вместе с остальным миром, пережив краткий миг возрождения в нулевые, а теперь падает вместе с нынешним миропорядком.
Демонстрируя то же колоссальное материальное расслоение, упадок демократического представительства и расцвет феодально-иерархических отношений.
Другое дело, что в странах Первого мира процесс феодализации не может зайти слишком далеко. В силу того, что их олигархии функционируют в намного более развитых обществах. И вместо того, чтобы просто и нелукаво красть из бюджета или продавать сырье, они вынуждены организовывать сбыт и производство на нескольких континентах. Прекрасно понимая, что если их государства перестанут выполнять свои базовые функции, разразится катастрофа. «Не гадь там, где спишь».
Тем не менее с годами «не гадить» получается все сложнее и сложнее. Поскольку инфраструктура, созданная в предыдущий исторический период, (как социальная, так и материальная) истощается, а новых институтов, способных заменить пришедшие в упадок локальные государства, пока не завезли. И это общая тенденция как для США, так и для Украины. И потому сейчас мы можем наблюдать правый поворот на всей планете.
Брошенные своими элитами на произвол судьбы, нации не хотят умирать, они готовы если не сражаться за свои государства, то голосовать за политиков, которые обещают им «мake America great again» или другие версии этого лозунга. Пусть даже это возрождение произойдет ценой обрушения мировой экономики и почти неизбежно приведет к целому ряду военных конфликтов.
На этом фоне Украина уверенно идет по пути уничтожения своей государственности, экономики и демократических свобод. Наши правители намного более зависимы от МВФ, США, ЕС, чем от воли собственного народа. Потому дальнейший демонтаж Украины в пользу зарубежных игроков будет продолжаться при любой погоде. На приближающихся выборах мы будем голосовать уже не за президента суверенной страны, а за регионального губернатора. По сути, это последний полудемократический момент в украинской истории. Потому ставки на этих выборах неимоверно высоки.
Начиная с холодной войны Запад понял, что «демократические» правительства в странах-сателлитах, с присущей им разноголосицей мнений, создают больше проблем, чем преимуществ. Намного удобнее держать на поводке какого-то умеренно-коррумпированного диктатора, который вместе со своим окружением будет в меру красть, откладывая наворованное в западные банки. И которого, в случае непослушания, легко и быстро уберут ближайшие сподвижники.
Именно таким диктатором и станет следующий президент, кого бы ни избрали на эту должность. А вот со всеми остальными мы будем прощаться. Поскольку в новом «театре одного актера» места для них не будет. Победитель имеет все шансы просидеть в президентском кресле до самого конца Украины. Другое дело, что срок «до самого конца» может оказаться до обидного недолгим.