На прошедшем на днях кинофестивале «Молодость» показали британскую ленту «Я не ведьма». Фильм принимал участие в конкурсной программе полнометражных фильмов, но остался без наград. А жаль. История африканских ведьм — это не только история дикости, варварства, предрассудков, полнейшей духовной и интеллектуальной темноты, неизлечимой лени и нежелания развиваться, причем не в средние века, а в ХХІ столетии, но и незамыленный взгляд на неискоренимую культуру рабства.
Действие разворачивается где-то на Африканском континенте, где существует община ведьм, на которую периодически приезжают поглазеть туристы. Ведьмами числятся пожилые африканские женщины в чалмах и отличительных одеждах, с меткой на лбу в виде шрама. «Не бойтесь, теперь они не летают. Это раньше они поднимались высоко в небо, чтобы убивать, а теперь они на службе у государства», — рассказывает экскурсовод. Женщины прилежно издают пугающие шаманские звуки на потеху зевакам, вооруженным телефонами и фотоаппаратами.
Движение ведьм ограничено лентами, развивающимися за их спинами и намотанными на большие деревянные катушки, зафиксированные на муниципальном грузовике, который развозит женщин работать в поля. То есть свободны они ровно настолько, насколько хватит длины ленты, будто собачки на поводках-рулетках.
Когда на улицах появляется восьмилетняя беспризорница Шула и толпа начинает называть ее ведьмой в полной готовности забросать ребенка камнями, полиция дает сигнал в мэрию, и за Шулой приезжает пузатый чиновник, который предлагает два варианта: превратиться в козу либо признать за собой способности к колдовству и послужить государству.
Непостижимая, диковинная, абсурдная, шокирующая Африка. Но не случайно кино об африканских ведьмах сняла именно Великобритания, у которой с ведьмами свои давние счеты и собственная богатая история. Ведь самая громкая охота на ведьм в мировой истории — суд на ведьмами в Салеме — имеет прямое отношение к Англии. Салем — город в штате Массачусетс, который относится к региону Новая Англия и который в 1629 году был основан и заселен английскими пуританами. Именно колонисты из Англии в конце XVII века, будучи религиозными фанатиками, объяснили плохой урожай и мор домашнего скота ведьмовскими происками. И, естественно, тавром ведьмы заклеймили преимущественно женщин. Ибо женщина, вкусившая в Эдемском саду запретный плод, более похотлива и легко поддается искушениям дьявола.
В Африке действительно до сих пор всерьез верят в колдовство. В Гане есть лагерь Гамбага, основанный более двухсот лет назад, где живут женщины, обвиненные в черной магии. Они оказались здесь потому, что вызвали засуху или, наоборот, не смогли вызвать дождь, или же не смогли исцелить ребенка, или, наоборот, наслали порчу либо болезнь. А в Королевстве Свазиленд, что на юге континента, чародейство на полном серьезе регулируется законодательством: например, если ведьма взлетит на метле выше 150 метров от земли, то должна будет заплатить штраф, а может и вовсе угодить за решетку. В Африке есть магия Вуду, в которую порой готовы поверить даже самые непоколебимые скептики. А еще африканские колдуны готовят зелье из разных частей тела африканцев-альбиносов.
Но авторы фильма «Я не ведьма» вовсе не предлагают зрителю поверить в магию и испугаться. Наоборот, вера в колдовство здесь всячески высмеивается и разоблачается (а пугает не оккультизм, а дикарство, отсталость и упрямое нежелание прогрессировать). Например, в сцене, где оторопелая, растерянная Шула, наряженная будто пугало на колесиках, притянутое за веревку, от которой требуют назвать виновного из числа подозреваемых (то есть ведьмы тут вместо судей и присяжных), звонит по мобильному старшей ведьме и говорит, что не знает, кого выбрать. «Выбери того, что чернее других», — говорит наставница. «Но они все одинаково черные», — возражает девочка. «Тогда выбери того, кто больше всех нервничает». И да свершится правосудие.
Но фильм «Я не ведьма» не о глупых чиновниках и абсурдистской правовой системе. Он о свободе, о свободе не быть рабом, не быть на цепи, не быть зависимым (и неважно от чего: от длины ленты, от мужа, хозяина или неправильного решения). «Лучше бы я выбрала стать козой, — говорит разочарованная Шула. — Коза пасется, где хочет». И хотя свобода чревата погибелью (ведь коза может стать чьим-то ужином), она все равно куда краше и звонче, чем жизнь длиною в отмеренную кем-то веревку.