Нет, речь не о дисциплине из «Гарри Поттера», изучающей преобразование одних предметов в другие, которую преподавали в Хогвартсе. Речь о малобюджетной хоррор-драме сценариста и режиссера Майкла О’Ши, показанной в Каннах в прошлом году. Очень приближенной к реальности, почти документальной, без мистики и магии. И это, наверное, самая честная и горькая история о превращении.
Трансфигурация — с английского означает «видоизменение», «преображение».
Темнокожий подросток Майло живет в криминальном черном квартале, всегда ходит один, никогда не смеется, всегда задумчив и до одержимости поглощен вампирской эстетикой. Нет, он не носит костюм Дракулы и накладные клыки, он слишком трезв и умен для этого. Начитанный, эрудированный Майло сутками напролет смотрит старые фильмы про кровососов и вспоминает, как мать вскрыла себе вены, как из ее запястья вытекала теплая, густая жидкость, пробудившая в нем нездоровое желание.
Однажды Майло знакомится с милой белой девушкой, такой же одинокой и неприкаянной, как он сам. Ее родители тоже умерли, ее жизнь тоже безрадостна. Но что окажется сильнее: голод или симпатия?
В игровом кино и художественной литературе вампиризм оброс сказочной и в целом довольно глупой мифологией: солнечные лучи, серебряные пули, церковные кресты, деревянные колы и самое нелепое — чеснок. А создательница «Сумерек» Стефани Майер пошла еще дальше: придумала, что вампиры на свету должны сверкать, как камешки Сваровски. Майкл О’Ши тем временем решил вспомнить, что вампиризм в реальной жизни — это заболевание, зависимость сродни алкогольной и наркотической, преодолеть которую очень сложно, практически невозможно.
«Ты же смотрел „Сумерки“? А книги читал?» — допытывает Майло его незапланированная подруга. «Нет, мне кажется, там все нереалистично», — вежливо отвечает герой, дабы не обидеть вкусы девушки, которая также фанатеет от сериала «Настоящая кровь». Сам он смотрит совсем другое кино: «Мартина» Джорджа Ромеро (1976), «Почти полную тьму» Кэтрин Бигелоу (1987)... А когда в рамках просветительской программы показывает своей новоиспеченной знакомой «Носферату. Симфонию ужаса», бессмертную вампирскую классику Фридриха Мурнау 1922 года, та отвечает: «Неплохо. Но „Сумерки“ лучше».
Да, режиссер, несомненно, признается в любви разумному кинематографу и глумится над современной поп-культурой, рассчитанной на восторженных тинейджеров. Любимый фильм Майло — холодная шведская драма «Впусти меня», в которой девочка-вампир полюбила мальчика, над которым в школе все издевались, и однажды жестоко за него отомстила.
«Не думаю, что вампиры боятся солнца и чеснока. И в церковь заходить. Ну разве что религиозные вампиры...», — рассуждает Майло со знанием дела. К слову, на постере развенчивается еще один вампирский миф: будто упыри не отбрасывают тень. На картинке красного фона Майло шагает с ранцем на спине, а внизу падает тень от его фигуры, но в вытянутом силуэте узнаются очертания монстра.
Причем взросло и трезво юный Майло рассуждает не только о вамп-культуре, но и о смерти: «Не думаю, что Бог есть. И не думаю, что есть что-то после смерти. Скорее всего, ты умираешь и просто перестаешь существовать». Единственное правило, в которое верит герой: вампир не может убить себя сам. Но, наверное, может сделать так, чтобы его убил кто-то другой. Потому что какой смысл жить, причиняя боль людям?..
При желании, конечно, можно разглядеть в «Трансфигурации» метафору. Все потенциальные и реальные жертвы Майло — белые. Он словно хочет высосать кровь у тех, кто столетиями высасывал соки у его черного брата. Но не может. Потому что он — не убийца, не мститель и не садист, он просто болен. И это своеобразный жест благородного всепрощения: и самой американской истории, и тех, кто до сих пор видит в черной расе угрозу.
«Прочитал „Сумерки“. Отстой. Ни капли не реалистично», — звучат последние слова Майло, маленького героя самого реалистичного фильма о вампире.