Традиционный блюз проделал долгую дорогу, как в плане изменения музыкальной структуры, так и продвигаясь в социуме — из трюмов, с плантаций, из рабочих бараков — на коммерческую сцену и в высший свет. Согласно классическому труду Ли Роя Джонса (который, надо сказать, вовсе не был ни Ли, ни Роем, ни Джонсом, но это уже совсем другая история), «самому раннему блюзу не была присуща „классическая“ двенадцатитактовая трехстрочная структура. В какой-то период блюз имитировал структуру ранней английской баллады, и некоторые из этих песен были 8-, 10- или 16-тактовыми... блюз возник непосредственно из крика и, конечно, из спиричуэлс. Трехстрочная структура блюза была просто оформлением этого крика».
Поэтому неудивительно, что социальное продвижение новой культуры шло параллельно со становлением традиционной формы блюза — от голодного крика отчаяния в грязном бараке до вполне сытого и почти гламурного «ритм-н-блюза» и всего того, что за ним последовало.
Пока мы пропустим некоторые интереснейшие темы, обозначающие этапы большого пути, перечисленные в книге «Blues people»: негры (да, именно этот термин) как не-американцы, негры как собственность, африканские рабы — американские рабы, афро-христианская музыка и религия, рабы и пост-рабы, примитивный блюз и примитивный джаз, классический блюз... — все это нас сейчас мало интересует — и перейдем прямо к теме «Город», поскольку разговор об этом мы затеяли по той простой причине, что очередной блюзовый концерт, на который меня пригласили, должен был состояться не в темном подвальном баре, а на самой что ни на есть высокой сцене — на крыше ресторана «Санпаоло».
Датой официального пришествия блюза в высший свет считается 10 августа 1920 года, когда черная блюзовая певица — это была Мэми Смит — записала первую коммерческую пластинку. Okeh Records Company, конечно же, очень рисковала, но пластинка имела необыкновенный успех — в течение нескольких месяцев продажи держались на уровне около 8000 пластинок в неделю. По тем временам это была бомба! Да и как мог не иметь успеха блюз с такими словами?
I can’t sleep at night,
I can’t eat a bite,
Cause the man I love
He didn’t treat me right.
Сценический блюз изначально был женской территорией: Гертруд Ма Рэйни, Бесси Смит, Клара Смит, Трикси Смит, Ида Кокс, Сара Мартин, Мэми Смит, Виктория Спивей. Даже в нашем скудном на эмоции белом мире о своих бедах откровенно плачут и стенают, в основном, женщины.
ОК, мы опять отвлекаемся. Вернемся к нашим мужчинам. Итак, блюз пробрался на большую сцену как благодаря признанию его белой публикой, так и благодаря возникновению и росту новых потребителей — черного среднего класса. И блюз, вслед за основным джазовым движняком — всеми этими белыми дикси-лендами — переместился в студии грамзаписи и на сцены шикарных ресторанов. Тут блюз зазвучал несколько, простите за оксюморон, веселее — достаточно послушать «St. Louis Blues» в исполнении Армстронга — что, конечно же, более соответствовало обстановке. Ведь люди приезжают в рестораны не для того, чтобы тотально грустить.
Мы тоже направлялись к ресторану в Музейном переулке с целью немного развеяться. От нашей изначальной шумной компании осталось всего несколько человек — трое наших приятелей оторвались от нас по дороге, поскольку были утомлен ы фотосъемкой в суровых условиях и не имели сил продолжать вечер. По причине суровости вечера — холода, ветра и только что прошедшего ливня — концерт перенесли с крыши на второй этаж ресторана, что нас нисколько не обескуражило.
Наша компания удачно разместилась на белых диванах за столиком, расположенным недалеко от сцены. Мы были настроены на хороший вечерний блюз. И надо сказать, программа была составлена очень грамотно — от классического блюза музыканты постепенно переходили к более известным и более, так сказать, лаунжевым композициям Билла Уизерса и Эрика Клэптона, а к концу вечера, по мере того, как публика разогревалась, дошли даже до рокабильной «Би-Боп-А-Лулы».
Но пока вечер только начинался. Сомелье рассказывал о четырех сортах винограда, из которых было сделано австралийское вино, которое нам предлагалось пить, а мы слушали, как на своем коричневом арктопе с изящными резонаторными «эфами» играл мягкий тягучий блюз один из гитаристов дуэта — Олег Джем.
В том, чтобы слушать блюз в такой обстановке — есть свой кайф. Приглушенный свет настраивает на приятное времяпрепровождение, беззвучно мелькают официанты и хостесс в безупречно сидящих брюках горчичного цвета и светло-серых хлопковых сорочках с легким сиреневым оттенком.
И вот, в зал входит Павел Герук — и дуэт жгучих гитарных брюнетов в полном составе. Наконец звучит вокал Герука:
«You such a sweet little girl...»
Четыре милые дамы, собравшиеся в ресторане на скромный девичник, сразу проникаются к исполнителям симпатией. Зал постепенно заполняется — все столики зарезервированы — гости вечера продолжают прибывать. И начинает несколько раздражать вот эта излишняя аккуратность в блюзе белых. Наша компания, расслабленно выковыривающая креветки из горок шпината, уже спешит с выводами, мол, все равно блюз в исполнении белого не сравнится с черным, как вдруг звучит это!
The thrill is gone
The thrill is gone away
Каждый, наверное, слушал этот блюз Роя Хокинза и Рика Дарнела в версии Би Би Кинга, поэтому не надо объяснять, до каких мурашек это пробирает, особенно если неожиданно. Зал взорвался эмоциями. Это был блюз. Ну, и естественно, после «The thrill» зазвучали первые аплодисменты.
«The midnight train» только упрочил это положение — и наконец, мы смогли полностью расслабиться, попав в объятья настоящего блюза. Причем, в исполнении на двух гитарах этот блюз звучал гораздо аутентичнее и правильнее, чем в любой современной аранжировке, пусть даже у самого Бадди Гая.
На экране по Fashion HD мелькал репортаж с Милан Фэшн Уик весна-лето 2018, в тему к нашему блюзовому вечеру подиум захватили элегантные седобородые модели 60+, а Павел с Олегом решили несколько ослабить натяжение невидимых нитей, держащих зал, и сыграли две композиции Эрика Клэптона — «If I could change the World» и «Tears in Heaven». Ну, ресторан, все-таки. Можно немного и лайт-блюза, если за этим нас порадуют годным стандартом.
И годный стандарт не заставил себя ждать.
«Who ’s been fooling you...» — завыл Герук — и это было прекрасно! Нью-орлеанский блюз в его исполнении — это нечто. Когда он на высоких нотах тянет «who-o-o’s been...», а потом вдруг рычит «donnowat you gonna do...», осмелюсь сказать, что у него получается лучше, чем у любимого мною исполнителя этого стандарта Артура «Биг Боя» Крудапа.
Видно было, что вокалист увлекся — черный силуэт покачивался в трансе, белые кроссовки жили своей отдельной жизнью — но из этого потрясающего транса Герук уверенно вышел и порадовал публику Биллом Визерсом — «Ain’t no sunshine when she’s gone», который неизменно воскрешает в моем сознании кадры из «Ноттинг Хилла» — все-таки, я тоже девочка и люблю мелодрамы. Поэтому ненадолго расчувствовалась. Но тоже быстро вышла из этого транса, отметив восхитительное владение голосом — прыжки с повторяющимся «I know...» в разные регистры — это какая-то абсолютно волшебная вокальная эквилибристика.
Но все-таки формат ресторана не давал нам оторваться по полной. В нашей компании была профессиональная танцовщица, которой очень хотелось изобразить что-то соответствующее вокальной и гитарной эквилибристике исполнителей, но формат все-таки ее сдерживал. В баре никаких невидимых границ никто бы из нас не почувствовал — и это, возможно, единственный минус ресторанного формата, впрочем, вполне преодолимый, на мой взгляд. Возможно, просто одной бутылки хорошего австралийского вина для этого было недостаточно.
После перерыва драйв вернулся в эти стены и «...have you seen my baby? Please tell her I love her so...» зазвучало новым откровением. Вторая гитара вынимала душу.
И после этого закономерен был переход к рок-н-роллу. «Lucille» Литтл Ричарда была сейчас как нельзя кстати — как прорубь после парилки. А затем — снова классический блюз. «Damn Right I’ve Got the Blues» Бадди Гая — на разрыв:
«You know I can’t win, now people, cause I don’t have a thing to lose...» — и снова соло Герука на его безупречном Martin LX Black.
А после — снова на контрастах — милый Билл Уизерс с романтичным «Just the two of us». И снова мы обращаемся к искрящимся бокалам с вином.
Нас снова зачаровывают свечи и светильники. Таинственный успокаивающий свет застекленной панели с сенсивиерами. Покачиваются темные силуэты, и только сережка блестит в ухе Олега Джема, на Геруке чуть слабее поблескивает цепочка.
Мы перемещаемся во времени. Мимо нашего столика проходит элегантная пара из эпохи джаза в тех рамках, которые обозначил для этой эпохи Фрэнсис Скотт Фицджеральд. Нас окутывает дым кальяна, который проносят к дальним столикам.
Не потеряться во времени помогают только мелькающие на экранах золотистые штаны на моделях Dsquared2 и — неожиданно — очень знакомое лицо поэта и спортивного комментатора Дмитрия Лазуткина в репортаже с Harper’s Bazaar Readings 2017.
Дальше звучал грустный тюремный блюз и "«Би-Боп-А-Лула» , «Knocking on Heaven’s Door» и всякое разное — и все это для того, чтобы подвести нас к настоящему оргазму.
«Well, I’m the hoochie coochie man...» — пел Павел Герук — и тут он окончательно превратился в негра. Одетый в черное Павел Герук стал настоящим черным, гармония двух гитар накрывала публику в полном объеме — ощущение было такое, что вечер явно удался и оба музыканта опровергли тезис одного старого черного блюзмена: «Вы белые... это значит, вы жили слишком далеко от солнца. У вас нет цвета... нет души».
Впрочем, я давно подозревала, что Герук в этой самой душе — настоящий черный блюзмен, ведь как всякий настоящий черный блюзмен , он поет в церковном хоре по воскресеньям и воспитывает четверых детей. Четвертая малышка — Мариам — родилась всего за несколько дней до концерта.
Может быть, поэтому, несмотря на весь этот блюз, в выступлении музыканта было столько радости.
Фото Андрей Гущин