По отношению к этой картине сразу хочется использовать термин «людоедство», а не «каннибализм». При упоминании каннибалов на ум непременно приходит какое-нибудь племя раскрашенных аборигенов, выныривающее из зарослей амазонских джунглей, чтобы насадить белокожего туриста на вертел. Но французский хоррор «Сырое», получивший в прошлом году приз ФИПРЕССИ за лучший дебют в Каннах, гораздо сложнее и глубже, и поедание мяса в нем — не трапеза и не ритуал, а единственно возможный путь человечества.
По сюжету милая и скромная абитуриентка Жюстин поступает в ветеринарный колледж, где уже учится ее старшая сестра. Жюстин, как и все члены ее семьи, придерживается жесткой вегетарианской диеты. Когда в кафетерии в порции картофельного пюре девушке случайно попадается ломоть сосиски, ее мать едва ли не устраивает скандал... И вот полная надежд на самостоятельную, почти что взрослую жизнь Жюстин заселяется в общагу, где ее ждут два сюрприза: сосед по комнате («Я ведь просила поселить меня с девушкой!». — «А я — гей, это практически одно и то же») и обряд посвящения.
Быть грубо разбуженной посреди ночи и облитой красной краской — это одно. А вот проглотить кусок сырой заячьей печени — совсем другое. «Я не могу! Я — вегетарианка! Спросите мою сестру», — отнекивается Жюстин. «Ешь давай! Ты же не хочешь прослыть слабачкой», — подначивает сестра. И Жюстин кладет в рот и с омерзением прожевывает сочащийся шмат. На следующий день ее тело покрывается пунцовыми аллергическими пятнами. Но это еще полбеды. Героине начинает дико хотеться сырого мяса...
На фестивале в Торонто, где лента была показана в секции «Полуночное безумие», нескольким зрителям якобы стало дурно во время сеанса, кого-то даже увезла «скорая». Сказки это или взаправду было, но, так или иначе, создатели фильма превратили слушок в устрашающую пиар-кампанию. Неприятнейших сцен в «Сыром» действительно хватает. Секс, кровь, плоть и поглощение образуют особую эстетику, которая притягивает и отталкивает одновременно.
Критики увидели в дебютной работе Джулии Дюкорно драму взросления. Девственница Жюстин переживает метаморфозу души и тела подобно героине Эль Фаннинг в «Неоновом демоне». Кроткая овечка трансформируется в волчицу, голодную и блудливую. Безусловно, тема сексуального созревания или, скорее, тема физиологических модификаций и перерождений здесь имеет место. «В твоем возрасте у меня уже была бразильская дорожка», — говорит старшая сестра, накладывая воск на зону бикини испуганной и вопящей Жюстин. Но женщиной героиню делает не эпиляция лобковых волос, а вкус того, что всю жизнь было под запретом.
К слову, сосед по комнате тоже переживает сексуальную трансформацию: настойчиво считая себя гомосексуалистом, он не понимает, почему испытывает влечение к Жюстин.
В какой-то момент автор картины будто бы перешагивает тему взросления и идет дальше. Она обращается к звериной агрессии и потреблению, удовлетворению жажды и нужд за любую цену, свойственному человеческой натуре. Сцепившиеся на плацу сестры, вгрызшиеся в друг дружку зубами, напоминают двух псин на собачьих боях. И чем это не картина животной подростковой жестокости из сводки шокирующих новостей о том, что в школе такой-то одна старшеклассница пробила лицо другой каблуком в борьбе за внимание парня? И чем этот парень не кусок мяса?
Джулия Дюкорно, несмотря на брутальность и чуть ли не вопиющий натурализм, сняла очень женское кино. Если заглянуть еще глубже, Жюстин — это библейская Ева, а мясо — запретный плод с древа познания. Героиня «Сырого» переживает то самое изгнание из состояния невинного блаженства, что и первая женщина. Ее внезапно открывшаяся плотоядность — метафора грехопадения, утраты чистот и оберегающего неведения. Собственно, в итоге Жюстин аналогично ветхозаветному сюжету губит и своего Адама, причем в лучших традициях феминизма.