...Так уж сложилось наше мыльное счастье, что страшного в природе почти не осталось. И вспомнить старинную группу «Т. Rex» с Марком Боланом во главе нам легче, чем представить себе этого самого тираннозавра — зверя длиной 14 метров и весом под 10 тонн, нападающего на травоядных животных. И автор книги хоть и цитирует «Led Zeppelin», мол, «горы поглотит море», но от этого в современной нам экосистеме все равно не появятся суперхищники. И нам, понимаете, от этого тяжело, что и рождает желание пугаться или написать книгу вроде «Хроник тираннозавра» Дэвида Хоуна (М.: Альпина нон-фикшн).
Размножение и рост, добыча пищи и поведение — эта книга о биологии и эволюции самого известного хищника в мире. Ну и самом мире, конечно, тоже. Каков он был? Как в нем жилось динозаврам? Если в данном вопросе — сплошной сад расходящихся тропок и единого мнения о том, куда же подевались эти горы мяса с хилыми ручками и зубастым ртом, то в юрском периоде иначе. Тогда относительно легко можно было пройти из Южной Америки в Австралию через Антарктиду — не только потому, что климат тогда был значительно теплее, но и оттого, что эти материки составляли один суперконтинент.
Кстати, о слабых передних лапках чудовища это мы зря. С одной стороны, у тираннозавров были (автор всегда пишет «есть», поскольку верит в жизнь после смерти) некоторые уникальные относительно других динозавров черты. Например, сильно разросшийся свободный конец лобковой кости. С другой стороны, строение скелета у них «динозавровое» и вполне типичное для большинства тетраподов (группы, включающей всех амфибий, рептилий, птиц и млекопитающих).
И все-таки, настаивает автор, «тираннозавр не был ни неуклюжим падальщиком, живущим за счет мертвых и умирающих животных, с хрустом пережевывающим останки трупов, ни суперхищником, способным догнать быстроногую добычу». А кем же он был, и был ли вообще, или выдуман, в частности, художником книги? Честно говоря, все мы немного динозавры, а уж мир вокруг нас, оказывается, вообще кишит древними животными. Как вам, например, такой обескураживающий факт: птицы на самом деле являются ящеротазовыми динозаврами? И они ведь летают! Дело в том, что у более поздних представителей ящеротазовых лобковые кости повернулись назад еще до появления птиц, и этот признак независимо пришел к сходной форме. А так, конечно, придумывали доисторические страшилки — имена и названия — когда никто и подумать не мог, что птицы могут быть родственниками динозавров, и это лишний раз подтверждает, как все в науке может измениться.
У автора этой книги вообще все выстроено с необычайным изыском, юмором и несерьезным отношением к лошадям прогресса. В принципе, у многих ученых все именно так и происходит в жизни и судьбе, но девять великих загадок физики удалось разгадать только нашему доброму эскулапу. Да-да, он лечит — неокрепшие умы и закоренелый скепсис по поводу необычайной легкости бытия. И действительно, в основе одного из парадоксов — демона Максвелла — лежит довольно простая идея, однако она завладела умами множества исследователей и даже породила новые научные дисциплины. А все благодаря тому, что ученые не разучились сомневаться. Вот и эта самая идея, о которой речь у нашего Джима, ставит под сомнение один из самых священных законов природы — второе начало термодинамики (утверждение, если помните, описывающее передачу тепла и энергии и способы их использования).
«Второе начало термодинамики гласит, что если вы, скажем, насадите замороженную курицу на бутылку с горячей водой (этот пример предложили члены моей семьи, когда я попробовал объяснить им этот закон), то курица слегка оттает, а вода немного остынет, — начинает свою исповедь автор. — Ни при каких условиях тепло не пойдет в обратную сторону: горячая вода не станет еще горячее, а курица не остынет еще больше. Тепло всегда перемещается от более горячих тел к более холодным и никогда наоборот, и оно не прекратит перераспределяться, пока не будет достигнуто тепловое равновесие, при котором между объектами уже не будет разницы в температуре. Никакого противоречия здесь нет, подумаете вы».
Вообще-то подумать во время чтения этой популярной науки можно успеть о многом. Задумчиво тасуя колоду фактов, слухов и мнений известных физиков, над которыми потешается автор книги. Кстати, в карты он тоже играет, но таких, сами понимаете, не пускают в казино. Вот, положим, одно из определений гласит, что энтропия — это мера неупорядоченности, мера того, насколько все перемешано между собой, сообщают нам, хрустнув суставами. И новая нераспечатанная колода, в которой карты разложены по мастям и в каждой масти упорядочены по возрастанию, имеет низкую энтропию.
А теперь следите за руками автора. «Если мы несколько раз перетасуем карты, порядок нарушится — и уровень энтропии колоды возрастет, — заговаривает он зубы партнеру. — Теперь можно спросить: что произойдет с упорядоченностью колоды, если мы продолжим ее тасовать? Ответ очевиден. Намного вероятнее то, что карты перемешаются еще сильнее, чем то, что они вернутся к изначальной упорядоченной последовательности». Метко подмечено, не правда ли? То есть энтропия будет стремиться к увеличению по мере того, как мы будем тасовать карты.
Когда карты полностью перемешаются, энтропия достигнет высшей точки — и следующее тасование не перемешает колоду сильнее. И в дальнейшем тасование карт будет идти в одном направлении: от порядка к беспорядку, от низкой энтропии к высокой. Выигрывают в данном случае все читатели книги.
В Америке вообще все по-другому, и наука там не такая, как у нас, там, например, восприятию любого, купившего на Брайтон Бич лицензию маникюрши, свойственна некоторая необъективность, так сказать, профессиональная деформация. Психиатр замечает у всех, начиная с кассира в продуктовом магазине и заканчивая своей женой, симптомы шизофрении (для маникюра у всех слишком короткие ногти от хватательного рефлекса).
Экономист, как успевает заметить автор, глядя под ноги, рассматривает покупку чашки кофе как макроэкономическое явление. Но в самой книге это ясновидящие, способные обращать внимание на такие особенности поведения или социальных взаимодействий, которые обычный человек не замечает.
И еще о науке. Точнее, про Америку в наших штанах, животах и тарелках. Объекты там соперничают за внимание, а само внимание — это целенаправленный и бескомпромиссный фильтр. «Зачем утруждать себя сортировкой элементов визуального ряда?» — удивляется автор, застыв на Бродвее. Действительно, зачем? Смотри себе под ноги и отращивай потихоньку ногти. Но эволюция, братцы, предлагает свое простое объяснение.
Оказывается, некоторые объекты можно съесть, а другие объекты могут съесть тебя. Ну, спагетти на тротуаре, собачки на поводке, вы поняли. «В самом простом случае организм должен уметь распознавать объекты этих двух категорий, — отмечают в книге. — Примитивному организму, возможно, ничего иного и не нужно. Бактерии все равно, сочетается ли ваша оранжевая рубашка с розовыми брюками, а едва уловимая, но важная разница между запахом потных ног и запахом лимбургского сыра недоступна отважным бактериям, которые с удовольствием селятся и там, и там».
Таким образом, связь науки с культурой налицо. Если, скажем, для древнего человека умение распознать запах льва имело первостепенное значение, то у современного жителя мегаполиса оно трансформировалось в особый тип внимания — бдительность, когда приходится от голубей и выброшенных в окно спагетти увертываться. А уж избирательное внимание поможет ему и в Нью-Йорке, и на поводке у жены, и при решении, читать ли этот занимательный путеводитель по искусству восприятия.