О концепции пресловутых «окон Овертона» — моментов, когда ранее невозможное становится возможным, поскольку сдвигается мера вещей, не писал только ленивый. Поэтому эта статья не об «окнах Овертона», а о временных рамках политических, общественных и экономических изменений в Украине.
Об этом следует, по моему мнению, говорить без истерик, которые так присущи нашему «плачущему социуму» — пусть обществоведение не является «точной наукой», но несколько веков наблюдений за социальными процессами имеют некоторый вес. Чтобы ответить на вопрос, когда закроется окно возможностей для Украины, необходимо сначала разделить его на два аспекта: внешний и внутренний.
С внешним аспектом все относительно просто.
Очередную попытку модернизации Украины поддерживают влиятельные политические и деловые круги в ЕС и США, а также правительства стран ЕС и НАТО. Зачем это им?
Существуют три причины.
Первая происходит из исторического опыта последних 70 лет и здравого смысла: рыночные и демократические государства, как правило, не создают жизненных угроз для безопасности остальных таких государств. То есть не генерируют толпы беглецов, не экспортируют криминалитет и терроризм.
Вторая причина — баланс сил. Полированный циник Обама достаточно красноречиво высказался в своих откровениях Джерри Голдбергу из The Atlantic: режим Путина был значительно более крепким и опасным, когда украинское государство постепенно превращалось в марионеточное путем затягивания его в имитирующий региональное объединение «Евразийский союз». Зато сейчас полуизолированный российский режим тратит огромные ресурсы всех типов на попытки принудительно вернуть Украину и вообще как-то удержать вокруг себя, по сути, развалившийся евразийский блок (если бы он не развалился, ЕС и США ни за что не сняли бы санкции с Беларуси, а Казахстан не подписывал бы углубленное двустороннее соглашение с ЕС).
Да, из-за этого едва ли не ежедневно гибнут украинцы, поэтому выше и сказано, что Обама — циник, но это не повод вновь и вновь его ругать. На самом деле в пределах его собственного представления о мире он делает для нас максимум возможного.
Что касается Европы и ее младенческого периода внутриполитического планирования (еще лет пять назад речь о совместной внешней политике ЕС в практическом смысле не велась вообще), то именно украинская революция выступила «триггером» консолидации стратегии отказа от услуг путинского государства, которое использует энергоносители как политическое оружие.
Третья причина — расширение рынка, но не любого, а такого, который действует в соответствии с определенными правилами. Несмотря на свой непрезентабельный внешний вид, Украина представляет собой отнюдь не пассив, а актив: те отрасли, в которые государству хватает ума вмешиваться меньше, продолжают развиваться, а с точки зрения торговых отношений, наша страна является роскошной точкой входа, транзита и выхода для глобальных течений товаров и услуг. Но это тема для отдельного разговора.
Когда иссякнет резон этих западных мотиваций?
Только тогда, когда (и если) Украина станет почему-либо действовать перпендикулярно идеям, которые служат основой для вышеприведенных тезисов, то есть: превратится в источник угроз: миграционных, уголовных, политических, социально-эволюционных и тому подобное.
Даже если президентом США в ноябре станет противоречивый Дональд Трамп, а официальные евроскептические партии получат заметные фракции в ряде парламентов ведущих стран Европы — не это, а потенциальное поражение украинской модернизации послужит признаком закрытия окна возможностей.
Поэтому внутренний аспект пространства возможностей значительно важнее. И, к сожалению, более сложный как для понимания, так и для прогнозирования.
Впрочем, хотя условия нашего социально-политического бытия уже третий год подряд являются экстраординарными, или форс-мажорными, политические циклы, так же как циклы экономические, можно сказать, неумолимы. А это значит, что не позднее 2020 года к власти в Украине придут «популисты». Это слово взято в кавычки, потому что негативную коннотацию оно имеет не «вообще», а только с определенной точки зрения, с определенной идеологической позиции.
Упрощая: если бы а) выборы проходили этой осенью и б) действовала бы «чистая» пропорциональная модель выборов депутатов ВР, то парламентское большинство, если пользоваться опросами КМИС, создали бы «Батькивщина», Радикальная партия и «Свобода». Трагедии в этом нет. Дело в другом: распределять популистам нечего. По крайней мере пока, а вот как будет через три года, неизвестно, но вряд ли мы повторим «спурт» роста 1999-2004 гг., быстро накапливая экономические ресурсы.
Переизбрание умеренного представителя (как ни крути) крупного капитала Петра Порошенко президентом в 2019 году тоже под большим вопросом.
Но какой-то фундаментальной аксиомы или истины здесь нет, ведь «народники», то есть «популярные», социал-демократические и социалистические правительства тоже способны обеспечивать общественный прогресс. Однако, по крайней мере, рамки возможного обозначены.
Чтобы пройти точку невозврата к неофеодализму, Украина еще имеет три года. Впрочем, существует возможность позже оказаться в европейских 30-х, в эпохе национал-солидаризма (что может повеселить любителей альтернативной истории, хотя смешного тут мало).
Но не будем загадывать на три года вперед.
Сегодня, несмотря на остаточные явления неопределенности относительно нового либерально-олигархического правительства, время для ускорения углубления «европеизирующих» изменений есть. Власть еще имеет возможность опираться на общество, когда действует понятно, искренне и откровенно.
А это означает, что окно возможностей еще открыто.