Историки считают, что внебрачные связи наравне с подозрениями в изменах воспринимаются народами многих стран негативно, как предательство, как нарушение супругами взятых на себя обязательств. В крестьянстве, как наиболее консервативном слое общества, изменники должны были бы осуждаться одинаково, независимо от половой принадлежности. Однако украинцы и россияне воспринимали виновность мужчин и женщин по-разному.
Все части «Истории одного переселения» читайте здесь
Некоторые исследователи утверждают, что в дохристианской Руси (речь идет именно о Киевской) провинившуюся супругу выгоняли из дома. С приходом христианства на Русь супружеская верность оказалась в ведении церкви и наказание ужесточилось. Крайним вариантом мог быть развод.
И если в дворянской среде расторжение брака все же допускалось при определенных обстоятельствах, то в крестьянстве все было очень сложно и неоднозначно. Право на развод в «необразованных» слоях населения женщина практически не могла реализовать.
А бывало и так, что при желании избавиться от неугодной жены муж мог и опорочить ее. В таком случае применялись позорящие наказания.
Писатель Максим Горький описал картину, увиденную им: «По деревенской улице, среди белых мазанок, с диким воем двигается странная процессия. Идет толпа народа, идет густо, медленно и шумно... К передку телеги привязана веревкой за руки маленькая, совершенно нагая женщина, почти девочка... Все тело ее в синих и багровых пятнах, круглых и продолговатых, левая упругая, девическая грудь рассечена, и из нее сочится кровь. Она образовала красную полосу на животе и ниже по левой ноге до колена, а на голени ее скрывает коричневая короста пыли.
Кажется, что с тела этой женщины содрана узкая и длинная лента кожи. И, должно быть, по животу женщины долго били поленом, а может, топтали его ногами в сапогах — живот чудовищно вспух и страшно посинел». «Это я написал не выдуманное мною изображение истязания правды, — заметил Максим Горький, — нет, к сожалению, это не выдумка. Это называется — „вывод“. Так наказывают мужья жен за измену; это бытовая картина, обычай, и это я видел в 1891 году, 15 июля, в деревне Кандыбовке Херсонской губернии Николаевского уезда. Я знал, что за измену у нас, в Заволжье, женщин обнажают, мажут дегтем, осыпают куриными перьями и так водят по улице. Знал, что иногда затейливые мужья или свекры в летнее время мажут „изменниц“ патокой и привязывают к дереву на съедение насекомым. Слышал, что изредка изменниц, связанных, сажают на муравьиные кучи. И вот — видел, что все это возможно в среде людей безграмотных, бессовестных, одичавших от волчьей жизни в зависти и жадности».
Российский историк Владимир Безгин считает, что наиболее часто в Центральной России по факту измены предпочитали устраивать семейный самосуд. Он описывает случай, когда свекровь застала невестку в процессе соития с холостым братом. На семейном совете было решено ее наказать. Свекровь, муж и его старший брат били ее плетью. В итоге женщина более месяца лежала при смерти. «В другом случае хватило подозрения, — пишет Владимир Безгин. — Мать и сын в течение нескольких дней били беременную невестку. После очередного избиения она „выкинула“ ребенка и сошла с ума». А в селе Мешковка Орловского уезда крестьянин, заставший жену на месте преступления, привязал ее вожжами к воротам, а косами за кольцо ворот. И начал бить. Бил до посинения и иссечения тела. Затем она трижды поклонилась мужу в ноги при всей родне, а после этого ее заставили пойти по селу. Заходя в каждый дом, она говорила женщинам не делать этого.
Можно предположить, что на территории Украины отношение к супружеским изменам было более лояльным. Хотя случай, увиденный Горьким, свидетельствует против этого. Например, на Бойковщине люди говорили: «Когда его заставили на ней жениться или ее заставили выйти за него, то она помимо него имела еще какого-то фраера». По информации Оксаны Кись, украинской исследовательницы, антрополога, уже в конце 1920-х гг XX столетия в Поднепровье внебрачные отношения имели почти 8% селянок. Допустим, в конце XIX века этот показатель был меньше, однако явление существовало. Кроме того, по мнению Оксаны Кись, двойная мораль наблюдалась и в этом случае: если для мужчины прелюбодеяние означало наличие второй семьи и детей на стороне, то для женщины интимная связь вне брака уже считалась изменой.
Кроме того, о мужских изменах если не знали, то догадывались. Например, один респондент во время этнографического исследования признался, что его дядька к куме ходил на протяжении 17 лет. И ведь украинская поговорка «Що то за кума, що під кумом не була» тоже родилась не на пустом месте. Чаще всего женщины предпочитали замалчивать факт супружеской неверности, поскольку лишние разговоры отражались на репутации семьи. Оксана Кись отмечает, что и в этом вопросе у украинских селян действовал двойной стандарт: обманутые женщины не столько обвиняли в измене своих мужей, сколько их искусительниц. Это проявлялось в попытках отомстить сопернице — побить окна в ее доме, прилюдно обругать, оскорбить или даже побить. Самое интересное, по информации Оксаны Кись, что даже суды, рассматривая дела о прелюбодеянии и причинении материального ущерба любовнице, воспринимали их как древнюю правовую норму. А украинские суды, вынося решение, присуждали денежные штрафы. К слову, российские суды наказывали виновных розгами.
И тут как раз уместно вспомнить о разводе, который был практически не возможен на территории России и допустим в Украине. С одной стороны, очень строго соблюдались христианские нормы, правила морали, а с другой — украинцы пользовались нормами обычного права (нормы писаного права, изложенные в Судебнике 1468 г.), что предполагало расторжение брака.
Еще в XVI веке церковное законодательство практически не вмешивалось в сферу супружеских отношений. Посему развод происходил на основании обычных правовых традиций. Даже еще в XVI–XVII веках расторжение брака имело светский формат: при свидетелях по взаимному согласию выдавали так называемую разводную бумагу, согласно которой каждый из разведенных не имел претензий к партнеру и давал возможность заключать новый брак. Подобная процедура противоречила церковным канонам, однако такой развод признавался и гражданской, и духовной властью.
Более того, по гражданско-правовым представлениям того времени поводом для развода могли послужить даже постоянные семейные неурядицы.
Куда более сложно обстояли дела в соседней России. Еще в допетровские времена супругов могли развести просто по благословению духовного отца. Часто причиной служило желание одного из супругов, а то и обоих сразу принять монашество. Поводом также служили бесплодие, неспособность к супружескому сожитию, прелюбодеяние, жестокое обращение, нищета, растрата мужем жениного состояния, пьянство и распутство, подстрекательство на воровство, покушение одного супруга на жизнь другого, важные государственные преступления, безвестное отсутствие, клевета, знание о покушении на жизнь мужа и недонесение ему о том, зазорное поведение, заразная болезнь, увод жены в плен.
Есть исторические свидетельства, что во времена Ивана Грозного жены доносили на мужей-тиранов, дабы избавиться от них. Так, обвиненный муж был либо казнен, а жена получала статус вдовы, либо осужден, а значит, — и развод. Очень удобная практика. К слову, доносы вообще были популярны в России. Владимир Игнатов в книге «Доносчики в истории России и СССР» пишет: «В фундамент государства Российского доносительство было заложено во времена Ивана Грозного. Настало время доносов». Один из иностранцев, побывавший в Москве во времена Ивана Грозного, писал: «Именно москавитам врождено какое-то зложелательство, в силу которого у них вошло в обычай взаимно обвинять и клеветать друг на друга перед тираном и пылать ненавистью один к другому так, что они убивают себя взаимной клеветой». Летописец времен Годунова свидетельствовал: «Доносили друг на друга попы, чернецы, пономари, просвирни, жены доносили на мужей, дети на отцов. От такого ужаса мужья от жен таились».
При Петре I на уровне законодательства появилось «запрещение самовольных разводов по взаимному согласию супругов и только к ограничению самих оснований к разводу». Впоследствии законы лишь ужесточались. В XIX веке развод получить можно было только формальным духовным судом по просьбе одного из супругов, если доказаны прелюбодеяние одного из них, неспособность к брачному сожитию, а также в случае, если один из супругов приговорен к наказанию, сопряженному с лишением всех прав состояния, или же сослан на житье в Сибирь с лишением всех прав и преимуществ и в случае безвестного отсутствия другого супруга не менее пяти лет. Как видите, список заметно уменьшился.
Аналогичные законодательные нормы действовали и на территории Украины, части которой находились под властью Российской империи. А вот законодательство Австро-Венгрии регламентировало развод в зависимости от вероисповедания. Например, прекращением брака у католиков могла послужить только смерть. У некатоликов причинами развода или раздельного проживания могли быть супружеская измена, тюремное заключение на срок более пяти лет, отсутствие одного из супругов по непонятным причинам более года, угрожающее поведение партнера, тяжкое физическое насилие, а также непреодолимое отвращение к партнеру. Однако юридически развод был весьма сложен. Таких случаев, по статистике, зафиксировано весьма немного.
Подводя итоги, можно сказать, что супружеская неверность в XIX веке каралась жестоко на территории Украины и очень жестоко на территории России. При этом на мужские измены в обеих странах смотрели, закрыв глаза (особенно с расцветом отходнических промыслов), вся греховность полностью приписывалась женщинам. Даже существовала циничная пословица: «Сука не захочет, кобель не вскочит». Снова двойная мораль или, как всегда, виновата женщина?..