Почему Левиафан смеется

Недавно, открывая очередное заседание Верховной Рады, спикер Владимир Гройсман в кратком вступительном слове отметил, что в рамках курса реформ парламентариям необходимо принять, кажется, семьдесят законов во всех сферах жизни, которые регламентируют...за это слово и зацепилось ухо.

Видите ли, возникает впечатление, что за деревьями опять исчезает лес. В чем состоит конечная цель реформ? Нет, с одной стороны, есть масштабный документ, который в детальных разделах можно изучить на reforms.in.ua — на этом сайте все задачи и цели расписаны по ведомствам. Существует и такая точка зрения, что реформы (или модернизация, хотя это понятие, конечно, гораздо шире) — это процесс, так что они могут длиться бесконечно. И, безусловно, сказанное спикером — это определенный прогресс по сравнению со знаковым заявлением премьера Арсения Яценюка, в котором тот несколько месяцев назад утверждал, что надо одобрить то ли 300, то ли 500 законодательных актов. Поэтому мы вынуждены вернуться назад к вопросу о цели.

Здесь необходима какая-то точка опоры — к примеру, причины краха режима Виктора Януковича. Есть, конечно, и такая маргинальная точка зрения, что причиной падения четвертого президента была «мягкотелость» Виктора Федоровича — повинуясь подобным дурным советам, экс-президент и двинул на Майдан бронетехнику, поэтому теперь и прячется у своих российских единомышленников. Так что всерьез мы эту версию рассматривать не станем.

Тогда на первый план выходит кластер причин, они неотделимы друг от друга: это бюрократическое подавление экономики, политический бандитизм — узурпация народовластия, коррупция, отказ от цивилизованного (европейского) пути развития.

В таком случае цель реформ состоит в либерализации экономики, создании сбалансированного механизма взаимного контроля между ветвями власти и децентрализации, установлении правопорядка и продвижения европейской интеграции.

Фоном для реализации этих целей являются российская интервенция (ее мотив как раз и состоит в том, чтобы Украина не смогла добиться ничего из вышесказанного, так что здесь все прозрачно), тяжелая экономическая ситуация (в значительной степени спровоцированная российской интервенцией, но это не единственная причина) и кризис роста в самом Европейском Союзе.

Однако вынесем за скобки первое и третье фоновые обстоятельства. Поскольку военное противостояние с Россией было, по сути, неизбежным и на данный момент достигнут определенный баланс сил, что же касается инфантильных проявлений в политике ряда правительств стран ЕС, то Украина ни в малейшей степени не может на них повлиять.

Поэтому остановимся на экономическом кризисе и его сопряжении с задекларированными целями реформ.

Прежде всего следует зафиксировать, что кризис — в той его части, которая не связана с банальным разрушением и ограблением материальных объектов донецкими, крымскими и российскими (согласно официальной позиции Москвы ее войска не участвуют в конфликте) бандами — вызван патологиями во внутренней политике ряда предыдущих правительств. Начиная с 2001 года семь правительств подряд (даже безотносительно экономических показателей — они, безусловно, важны, но сейчас речь не об этом) занимались чем угодно, только не рыночными реформами и содействием развитию саморегулирующихся институтов. Единственное своеобразное исключение — краткое премьерство Юрия Еханурова (2005-6, включая статус и.о.), чье правительство запомнилось отказом от любых «резких движений», благодаря чему экономика быстро восстановилась после «художеств» Юлии Владимировны и не свалилась в рецессию.

Патологии эти в целом перечислены выше, но в узком смысле их становится больше — нарастание бюрократического аппарата и его полномочий, всеобъемлющее и запутанное регулирование, соответственно непотизм и коррупция, удушение конкуренции, ликвидация общественного (и любого другого) контроля над принятием решений на всех уровнях власти.

Подведем здесь черту и поглядим на новый старт реформ — то есть за последние два года.

Ради справедливости введем еще два смягчающих обстоятельства. Первое: до конца прошлого года Украине приходилось иметь дело с дореволюционным составом парламента (впрочем, с активистами на выходах и Турчиновым в кресле председателя та Рада периодами голосовала быстро и безукоризненно). Второе: часть резервов и других государственных счетов была банально вычищена беглыми государственными преступниками, а криминальные цепочки освоения государственных и частных средств разорвались и перепутались. Так что с чистой совестью, когда сегодня говорят о потере 20% ВВП, за действующей властью можно закрепить примерно треть от этого показателя, то есть где-то 6-7%.

Это существенно, и этого, как и трехкратной девальвации национальной валюты, можно было избежать. Невзирая на требования, пожелания или идеи того же МВФ (вопросы, связанные с философией и практикой фонда, как всегда, являются отдельной большой темой). Как?

Опять-таки вернемся к целям реформ и патологиям, которые эти реформы призваны, скажем осторожно, уврачевать. Пока что мы продолжаем существовать в режиме так называемого творческого разрушения по Шумпетеру (взрыв старого порядка), когда существует возможность сложить мозаику отношений между обществом и государством более оптимальным (или наименее пессимистическим) образом. Скепсис, который уже сегодня начинают выражать сторонники идей свободной рыночной экономики (в частности, из числа организаторов реформ в Грузии), состоит в том, что Украина минимально или медленно использует это окно возможностей.

Вместо того, чтобы на руинах паразитарной системы учредить государство на новых основаниях, Киев штампует все новые и новые законы. Действующая власть стеснительно (или трусливо?) сохраняет старые учреждения рядом с формирующимися. Она пытается столковаться с сословием, свергнутым революцией, проявляя юридическое уважение к его имущественным правам и привилегиям (которые были приобретены путем обмана и насилия). Такие методы объективно замедляют темпы любых преобразований, предоставляют (когда осознанно, а когда нет) мафии время на перегруппировку. А главное — угнетается творческий потенциал граждан в их экономической и организационной деятельности. Их только облагают новыми налогами, загоняют в гетто теневых отношений, подсаживают на зависимость от тех же субсидий.

На выходе имеем цену метра в депрессивном Киеве в три раза дороже, чем в переживающем экономический бум Батуми, высокие темпы инфляции, вызванные монополизмом (и это в условиях в кои-то веки позитивного внешнеторгового сальдо), и так далее, и тому подобное.

Возможно, стоит отменять побольше тяжеловесных кодексов, лукавых законов и своекорыстных подзаконных актов?

Возможно, разумно ликвидировать побольше государственных ведомств и структур (и как это люди без них жили столетиями?!)?

Возможно, пора прекратить относиться к гражданам, как к полоумным, которые не способны договариваться и обмениваться между собой?

Когда кто-то говорит: «А почему в Америке (или Новой Зеландии, или Израиле) у специалиста моего профиля зарплата в десять-двадцать раз выше, чем в Украине?» — не следует ли задуматься о другом? Что и кому, кроме чиновников, приносят гигантские и насильственные социальные и пенсионные взносы, безумное трудовое законодательство и прочие вещи в том же духе? Защиту? Мрачный смех за кадром — так всегда обосновывали свою позицию рабовладельцы и крепостники. Рынок — единственный справедливый оценщик труда, ведь если вам нужен тот или иной специалист, вы сойдетесь на оптимальной сумме, не так ли?

Пока что правительство робко заикается об отмене рабской «трудовой книжки» и ликвидации службы занятости, преуспевшей лишь в том, чтобы занимать сама себя. Лиха беда начало...

Если Украина не хочет возвращаться к тем самым патологиям, которые привели — в значительной степени — к нынешнему жалкому положению вещей, то ей следует распрощаться с примитивными иллюзиями о незаменимости государства, которые всегда приводят к одному и тому же результату, причем надолго. К примеру, последний рудимент фашизма в Италии — агентство по управлению государственными активами — был ликвидирован лишь в 2000 году.

Согласитесь, пятидесяти лет у нас нет...