7 июня 2014 года Петр Порошенко выступил с инаугурационной речью. С того знаменательного дня прошел ровно год. А три дня назад, 4 июня, Петр Порошенко представил ежегодное послание к Верховной Раде «О внутреннем и внешнем положении Украины в 2015 году», фактически, подытожив год своего пребывания на посту Президента.
И так, во-первых, обратим внимание на сказанное Президентом, и, во-вторых — на то, о чем он умолчал, ведь молчание очень часто более красноречиво, чем всякая речь. Прежде всего, Президент говорил о внешней политике Украины. И это понятно, внешнеполитическое ведомство и сектор безопасности — это сфера его непосредственной ответственности.
Будем объективны: внешняя политика, проводимая Петром Порошенко и министром иностранных дел Павлом Климкиным, была успешна. Более того, слова Петра Порошенко о том, что именно его «мирный план» (концептуально изложенный в инаугурационной речи) послужил основой Минских договорённостей — это сущая правда.
Еще год назад Петр Порошенко указал на важность невмешательства России в события на Донбассе, целесообразность проведения выборов в местные советы Луганской и Донецкой областей, возможность предоставления «коридора» для тех боевиков, которые сочтут необходимым уйти в Россию, и амнистии «не запятнавшим себя кровью» участникам террористических формирований.
По большому счету, все эти положения, так или иначе, с теми или другими акцентами, а всё же фигурируют в текстах Минских соглашений. И «продавить» именно это концептуальное видение мирного урегулирования ситуации на Донбассе, безусловно, было действительно не просто. Порошенко достиг успеха. Это факт. Отдадим ему должное.
Но тогда же, год назад, Петр Порошенко дал обещание, выполнить которое не смог: на смену Будапештскому меморандуму придет новый договор, гарантирующий территориальную целостность и суверенитет Украины; в частности, гаранты безопасности Украины предоставят воинские контингенты для защиты украинских рубежей.
Об этом прожекте Петра Порошенко можно было бы и забыть. (Он уже и сам о нем забыл.) Но есть одно обстоятельство: это заявление вполне достоверно отражает то, как видел Петр Порошенко процесс урегулирования украинско-российского конфликта.
Ему казалось, что все сильные мира сего, бросят свои дела, переоденутся в хаки, уткнутся в перископы и будут наблюдать, как их бравые солдаты устанавливают мир и спокойствие в Украине. И потянутся к берегам Украины авианосцы, и полетят самолеты, и натовские солдаты, сгибаясь под тяжестью ранцев, будут улыбаться где-то в донецком аэропорту.
Оказалось, что это только фантазия. О ней и вспоминать-то уже не смешно. Она печальна, но не сама по себе, а потому, что Петр Порошенко уповал тогда не на собственные силы, не на мужество украинских солдат, не на промышленный и моральный потенциал Украины, а на внешние гарантии, зафиксированные в договоре. Петр Порошенко — плоть от плоти детище новейшей украинской истории. Авторы Будапештского меморандума (Леонид Кравчук, Леонид Кучма и их аналитики) мыслили точно также: главное получить гарантии, главное — добиться подписи на бумаге! Бумага — это наше всё!
И весь этот год Петр Порошенко, так или иначе, а старался воплотить свою фантазию в реальность: другие, сильные и влиятельные, придут и защитят слабую, доверчивую и вечно обманутую Украину. Минские договоренности — это по существу урезанная до минимума реализация его фантазии. И все усилия Петра Порошенко, все его «труды и дни» в течение этого года, были направленны, прежде всего, на привлечение внешней помощи.
Да, помощь была оказана — моральная. Да, были введены санкции против России — моральные. Но не более.
Каков сухой остаток Минских договоренностей? — линия разграничения на Донбассе, отвод Украиной тяжелого вооружения и ежедневные смерти украинских солдат. А всё почему? А всё потому, что МИД Украины — это и авангард, и арьергард украинской армии. МИД, ход международной коммуникации, навязывает логику АТО. МИД же и спасает украинскую армию после каждого провала — и под Иловайском, и под Дебальцево.
Принимая на себя ответственность за ситуацию в Украине, — говорит Президент в своем послании, — мы знали, сколь трудна ситуация в стране! Да неужели? А мене почему-то думается, что он и приблизительно не представлял себе ситуацию. И почему-то кажется, что и сейчас не вполне представляет.
В марте 2014 года, — говорит в послании Президент, — украинская армия могла выставить только пятитысячный боеспособный контингент. Какое печальное признание... Вопрос только в том, что эти слова — банальная цитата, перекочевавшая из заявления Александра Турчинова по поводу крымских событий. Авторы послания (сотрудники Института стратегических исследований) внесли их в текст речи Президента, и тот их повторил, нисколько не усомнившись и даже не задав себе вопрос, а куда делись остальные 125 тысяч солдат, матросов, офицеров и генералов? Они были небоеспособны? Но ведь все эти годы, все годы украинской независимости, все эти 125 тысяч получали зарплаты, довольствие, квартиры, дачи, служебные машины, валялись в казармах.
Да, я уверен, что Президент даже не задал себе этот вопрос. Потому что в противном случае он устроил бы в Минобороны полнейший разнос и вынос генеральских тел. Потому что в противном случае он потребовал бы ответа и за другие свои заявления, которые не смог выполнить в течение этого года.
Вспомним слова: АТО должна продолжатся не несколько дней, а несколько часов! (Бурные аплодисменты.) За этими словами последовали первые провалы украинской армии.
Донецкий аэропорт — это Украина, ни пяди украинской земли не сдадим! Бурные аплодисменты. Жесточайшие бои. Гибель «киборгов». И слова Президента: аэропорт мы-таки не отдали, ведь нет уже никакого аэропорта.
Как мне кажется, Президент не ставит себе и много иных важных вопросов: почему ему была предоставлена ложная информация, и он сделал заявление о возможности завершения АТО в несколько часов? Почему наши пограничники оставались в окружении под Изварино, и использовались врагом в качестве живых мишеней? Почему стали возможны котлы под Иловайском и Дебальцево? Почему провалилась операция с деблокирования Донецкого аэропорта?
Да, признал Петр Порошенко, наша военная машина слишком архаична. И даже назвал виновников — Будённого и Ворошилова — это они создали такую громоздкую и забюрократизированную систему. И если бы не волонтёры, отметил Президент в своем послании, — вообще плохи были бы дела. Я даже не знаю, как комментировать эти упрёки в адрес маршалов и похвалы в адрес волонтеров. Если волонтёры так хороши, так, может, пусть они и заменят главнокомандующего? Хуже не будет.
Подытоживая год своего президентства, Петр Порошенко ни слова не сказал о поражениях украинской армии. Он назвал цифру: 1700 погибших военнослужащих. Но почему, в каких обстоятельствах, по каких причинах, по чьей вине (ведь обстоятельства не возникают сами по себе, их создают люди)? — об этом ни слова.
Прошедший год, как вѝдится Петру Порошенко, стал годом заложения фундамента предстоящих политических и административных реформ. Люди, имеющие отношение к строительной отрасли, слыша эти слова, наверное, одобрительно кивали: в течение года фундамент должен дать осадку.
Какие же изменения предстоят стране.
Во-первых, дальнейшая борьба с коррупцией. Директор Антикоррупционного бюро уже назначен, чем Президент весьма доволен. Дело за малым: набрать штат сотрудников, разместить их в подходящем офисе, провести через Кабмин положение о деятельности Антикоррупционного бюро, разработать протоколы следственных процедур, и последнее — сделать так, чтобы всё это работало. А всё это время следственные органы МВД, Прокуратуры и СБУ — могут спать спокойно, борьба с коррупцией — не их дело.
Во-вторых, реформа самой Прокуратуры. Здесь Президент видит явные подвижки. Президент видит, но, по-моему, видит только он. Куда смотрит вся страна, спрашивающая о результатах расследования массовых убийств на Майдане, в Одессе, побоях манифестантов в Харькове, наглом разграблении станы — не понятно.
В-третьих, реформа МВД: новая патрульная служба, создание полиции, создание муниципальной милиции, и еще чёрт знает что. Как всё это будет работать, знают разве что грузинские эксперты. Но у меня один вопрос, знают ли грузинские эксперты, из каких средств местные органы власти будут финансировать муниципальную милицию, и чем эта милиция будет отличаться от местных «армий», пребывающих на содержании у местных же баронов?
Работы много, но Президент настроен оптимистически. Во всяком случае, у меня сложилось такое впечатление.
Упомяну еще о трех весьма важных тезисах, прозвучавших в послании Президента: первый, выборы в местные советы всё же состоятся; второй, Украина перейдет к пропорциональной избирательной системе с открытыми списками; третий, политические партии получат государственное финансирование.
В общем, картина такова: если вычесть из послания Президента все филиппики в адрес коррупции, олигархии и бюрократии, положительные оценки деятельности МИД и размышления о том, как нам много предстоит работы и как нам в дальнейшем будет хорошо, то от послания Президента останется одна сплошная фигура умолчания. Громче всего Президент молчал о двух вещах: о причинах военных поражений Украины, и о Крыме (ни слова).
Это, наверное, неправильно, но я весьма скептически смотрю на человека как такового. Человек, согласно моему мировоззрению, слабое и зависимое существо. Более всего человека ограничивают не боль и страдания, а комфорт и ситуации успеха. Успех необходим, необходим, как воздух. Человек всегда стремится вернуться в ту ситуацию, пребывая в которой он с полным правом может позволить себе смотреть на себя и мир оптимистически. Но это только точка вѝдения, только ситуация, а не мир в целом.
Петру Порошенко нравятся встречи и телефонные разговоры с первыми лицами иностранных государств. Это его стихия. Его ситуация успеха. Он смотрит на мир и себя оптимистически. Но это только точка вѝдения. И потому он так громок в своих оценках дипломатических побед, ведь он говорит о важном — о себе и о своем мире. А мир иной, по большому счету, ему и неинтересен.
Как-то помнится, или мне это только кажется, я читал когда-то о сне, приснившемся Шарлю Талейрану: словно он ранним-ранним утром подымается со своей постели в замке Валансе и идет на любимую лужайку, чтобы затем спустится к берегу Луары. Он идет, но каждый шаг дается ему с огромным трудом, он не ступает, а фактически тащит за собой свои ноги, как никогда остро ощущая вечную боль в травмированной ноге.
И вот, наконец-то, он у двери. Дверь распахивается как-бы сама собой. Ещё шаг, а лужайки — нет. Перед ним огромный плац и выстроенные полки. Он опускает глаза и видит, что обут в сапоги Наполеона. Почему я в этих ужасных сапогах, в которых мне, к тому же, так трудно идти!? Где мои мягкие туфли!? Немедленно снять, сейчас же снять эти жуткие сапоги! Но как!? Посреди плаца!? И стоять босым перед салютующими полками!? Почему они берут под караул!? Неужели они не видят, эти тупые солдафоны, что я не их корсиканец!? Я — Шарль Морис де Талейран-Перигор, я — бывший епископ, потомственный торговец сладкими иллюзиями. Господи, как болит нога! Моя бедная нога! Как всё же глупо, смешно и больно.
Снился или не снился этот сон мосье Талейрану, правду пишут биографы или всё же врут, — не столь уж и важно. Важно другое: этот сон вполне мог ему приснится. И не только ему.