Тамошнего Немцова расстреляли? Нашенского Чечетова выпрыгнули из окошка? Любимую героиню из местечкового, но жутко популярного шоу «Мастер-Шеф» забил табуреткой собственный сын насмерть — в стране, отстоявшей право на цивилизацию? Всем им посвящается одинаковый ритуальный короткий вздох. И все. Просто в память о привычке видеть примелькавшееся медийное лицо. Это не равнодушие, это новая хроническая точка восприятия, воспитанная последним временем с его необузданными смертями, гипертрофированным враньем, агрессивным недоверием и большой усталостью.
Не будет даже капли удивления, если сообщат, что Украина со всеми нехитрыми пожитками взаправду откололась от планеты и летит себе, кувыркаясь, прямо в тартарары.
Исступленное самовнушение, которым страдали здесь последнее время, не сработало. Все просто устали. И надо же, хроническая усталость настигла даже тех, кто полтора года подряд задавал людям другого мнения подлый обывательский вопрос «...а кто вам платит?». Вопрос, выказывающий всю неприглядную правду о сущности украинского, российского, да вообще постсоветского гражданина какой угодно несостоявшейся бывшей советской республики: от какой-нибудь совсем больной Украины до какой-нибудь болеющей Латвии. Это желание влезть, похрюкивая, в чужое — от кармана до принципов — разметать все любопытным жадным пятачком и, деловито похрупывая, съесть самое вкусное до последней сахарной косточки, притупилось под гнетом собственных новейших проблем — от невозможности пересидеть свою беду на Гоа до необратимого роста долларового кредита.
Тетки, побитые милицейскими дубинками новой европейской Украины, от жалости к себе размазывают тушь под Национальным банком — самовнушение на Евромайдане не сработало. Они же думали, что впускают собственное вооруженное автоматами государство только к братьям своим меньшим, нелюбимым, юго-восточным. А оказалось, что государство, вооруженное неласковой дубиной, хочет влезть еще и в каждый подкожный трест своего самого любимого патриотического гражданина.
И почти уже нет самовнушающей патриотической болтовни на улицах.
Горько-иронично-самовнушительное «Украина — цэ Европа» перескакивает с языков в очередях, а иногда сопровождается воспоминательным шутливым хмыканьем «Коломыя — цэ Европа». В автобусе парень рассказывает приятелю новости: коллеге пришла повестка, а у него семья, двое детей. Теперь он прячется «на больничном». Придумывает, как бы откосить от мобилизации, войны, смерти и всего, что ему еще предложат в собственном государстве. А его напарник, которому повезло больше (потому что «пока не загребли»), мотается на сверхурочную работу с пересадками три недели подряд без выходных — за себя и за того парня.
Бытовые картинки города хорошо иллюстрируют каждый новый этап духовного и физического упадка эпохи самовнушения. И жизнерадостное весеннее солнце неспособно хоть как-то развеселить, облагородить изрытые шинами газоны со сломанными стволами молоденьких дубов или набережные городских прудов, слоями, пестро, как галькой, усыпанные окурками. Окурки не любят самовнушений про «Украина — цэ Европа», они всем своим видом, красноречиво и молча, демонстрируют горькую правду.
Затолкав сигаретным дымом свои печали поглубже, в банковских очередях люди рвут друг друга. Чтобы обменять пересланную родственником стодолларовую бумажку женщина пришла с маленькой дочкой — так легче разжалобить. В магазинах болезненный ажиотаж. Выползли из постелей даже подкошенные гриппом и сезонным бронхитом. Натужно кашляют на исчезающий «товар по старым ценам». Новые цены, да и товары тоже, угнетают и самовнушению не поддаются.
Распечатанное предупреждение над ящиками с крупами, сахаром, мукой вопит огромными буквами: «Запрещается больше 5 кг в одни руки!». Продавщицы воровато пикируют на эти ящики, нагребая себе впрок, на черный день — по 6 кг и больше. По магазину бегают женщины и мужчины, которых до глубины души пронзили неправдоподобные цифры «29-34» в обменниках — запихивают в корзины десятки индюшиных и куриных окорочков, мороженую рыбу, яблоки, макароны, бутылки с подсолнечным маслом.
Все подряд. Самовнушение самовнушением, а жрать хочется.
Охранник в несвойственной для его должности истерике орет на покупательницу, совершившую преступление: по старинке стабильной жизни взяла лишний розовато-прозрачный бесплатный пакетик, из тех, что рулонами висят в магазине, и сунула в него коробку с яблочным соком. «Вам что, эти кульки для сока повесили?», — покрывается испариной ярости охранник. «Это только для сыпучего, а потом из-за вас кульков не хватает!». Немолодая покупательница, оторопев, робко, неожиданно по-детски лепечет: «Я больше не буду».
В магазин врывается маленький экзотический цыганский табор: мамаша, папаша, трое крошечных смуглых детей. Обязательная собака и обязательная тележка со скарбом, подхваченным из ближайших мусорных баков, дожидаются у входа. Табор непривычно молча, целеустремленно инспектирует узкие улочки магазина. Поддавшись панике, набирает крупу, яйца поштучно. Сегодня они еще 1,09 за штуку, а завтра — будут под две. Даже живущие в своем мире и оторванные от неиссякаемого потока горячих новостей страны полубездомные цыгане это понимают. Цыганско-индейские дети рассыпаются по отделам, как черненькие любопытные быстроглазые мыши, выхватывают на бегу печенье, зефирину или конфету с лотков. Мгновенно. Почти незаметно. Охранник на грани апоплексического удара.
Народ висит над товаром, как созревшая квашня, но бессильно опадает через пару дней, напитавшись и немного успокоившись. Всего не скупишь.
А через два дня в этом же магазине. Бабулька с дедулькой, опрятные, как в сказке. Ходят, прижавшись друг к другу бочками, будто сросшиеся долгой общей жизнью гномы. Громко, с нарастающим увлечением читают ценники — особенно их поражают лимоны по 54 гривни за кило. Мимо пробегает работница магазина:
— Что, элитные цены, да? А пенсии у нас тоже элитные?
А дедулька вдруг в сердцах, со старинной злостью цитирует житейскую мудрость: «Бачилы, что купувалы, от йижтэ, покы нэ повылазыть». И бабульке: «Взяла капусту? Идем отсюда, или я сам пойду».
Ох, эта святая капуста, вечноспасительная, как в 90-х, когда внезапно обобранный народ запихивал ее крепкие белые тушки в авоськи и варил странный постный суп, наталкивая в него под завязку нашинкованные кочаны.
У ящиков с сахаром чей-то негромкий разговор. «Да что ж такое, представляешь, доллар немного упал, а сегодня утром на оптовом рынке драли за муку, сахар и крупы по повышенному курсу! Наш народ такой — со своих шкуру снимет».
В соцсетях появились первые, весенние ростки цыплячьей жизнерадостности. О том, что «солнышко». И что деревья — «скоро зеленые», а женщины — «скоро в коротких юбках», и значит — «романтика, настроение, надежда, любовь, счастье». Правда же, ведь надежда, любовь и счастье?
Кто-то в комментариях тоном опытного героинщика, больше никогда, как в первый раз, не получавшего кайф от «солнышка» и «счастья»; грубо, с силой сбивает эту золотистую хрупкую пыльцу.
«Бесполезное самовнушение».