Протодиакон Андрей Кураев в особых представлениях не нуждается. В Украине, как и в России, к нему относятся по-разному. Но едва ли это свидетельствует о его мировоззренческой противоречивости. Скорее — о последовательности.
Называя себя русским националистом, он нередко в последнее время озвучивает тезисы, близкие к европейской социал-демократии. Расценивая политику киевских СМИ в период независимости во многом как антироссийскую, отец Андрей, вместе с тем, решительно высказывает свое «не верю» и в адрес московской «киселевщины». Ни с какой партией он себя не связывает, считая себя, прежде всего, православным христианином.
Почему россияне разочаровались в украинцах, какими представляются перспективы дальнейших отношений между Украиной и Россией, в чем состоит сегодняшняя позиция РПЦ, а также, стоит ли в Москве остерегаться говорить о святом, — на эти и другие вопросы «Фразы» отвечает известный российский богослов и миссионер.
Согласно последним данным Всероссийского центра изучения общественного мнения, негативные чувства многих россиян по отношению к жителям Украины связаны, прежде всего, с разочарованиями. Каких же российских надежд не оправдали украинцы?
Я думаю, надежды у россиян по отношению к украинцам одни и те же — на единство нашей небеспроблемной семейной жизни. Вопросы же собственности — например, кто будет владеть донецкими шахтами — россиян мало волнуют. В российском сознании Украина воспринимается не как колония или что-то второсортное, а как родина...
Как бы вы оценили роль федеральных российских СМИ в стимулировании и подогревании отрицательного отношения россиян к украинцам?
Информационная нота, взятая федеральными российскими каналами, откровенно фальшива. Круглосуточное нагнетание ненависти, обличений, разоблачений и т. д. Но скажите вы, мои нынешние донецкие собеседники, — а как вы противодействовали кампании по очернению России и ее истории, годами ведомой киевскими медиа?..
В одной из записей в своем блоге вы называете Украину «необычнейшей из империй», которая отказывается это признавать. Тем не менее, в украинской социально-психологической среде едва ли можно встретить так называемый «имперский комплекс»…
В моем лексиконе слово «империя» не является ругательным и совсем не предполагает каких бы то ни было комплексов. Империя означает наднациональное государственное образование. Вот и все. То есть надплеменное государство, для политики и аппаратной работы которого вопрос этнической идентичности граждан и служащих значения не имеет. Поэтому, когда я называю Украину «необычнейшей из империй», я ни в коем случае не ругаюсь.
Сегодня в федеральных российских СМИ много говорят о проявлениях неонацизма в нынешней Украине. А как обстоят с этим дела в сегодняшней России?
Неонацизм — это явление интернациональное. Например, группе подростков, живущих в Южно-Сахалинске или в Новгороде, может казаться, что они ни на кого не похожи, дескать, они нашли свой путь и хранят верность собственным корням, выступая против всяких сквозняков глобализации. Но эти ребятишки не знают, что в это же время точно о том же могут заявлять на своих языках их ровесники в Англии, Германии, Японии, Монголии и т. д. То есть речь идет о вполне себе глобальном проекте. Ресторанчик МакДональда может быть уникальным для вашего городка, но не для всей планеты.
Еще более странно то, как мало внимания этим неоязычникам уделяет большая пресса. Вот если какой-нибудь христианский проповедник хоть на один процент начнет воспроизводить те тезисы, которыми питают себя эти скинхеды, в прессе поднимется страшный крик. Будут и суды, и обвинения, и требования увольнений. А этим нациствующим ребяткам прощается все. Литература оккультно-языческого и нацистского характера вполне доступна. И это может свидетельствовать о том, что у них есть серьезные покровители, причем на международном уровне. Эти протестанты против глобализации работают в глобальном проекте по дехристианизации мира.
Впрочем, есть и такие нацистские организации и движения, которые считают себя христианскими. Вот таких больше в Украине, чем в России.
Каковы, на ваш взгляд, дальнейшие перспективы российско-украинских отношений?
Мой прогноз пессимистичен. С самого начала крымских событий я говорил, что мне как русскому националисту это очень не нравится. Потому что, приобретая Крым, потерять в итоге Украину, — это очень плохая математика. Введение войск в другую страну — это очень жесткое хирургическое вмешательство. Иногда оно бывает необходимо. Но точно ли в жизни русскоязычных украинцев и крымчан все было так болезненно и так летально, что иных путей не было? Не верю…
Я помню, что означает протест горняков, помню шахтерские марши в конце 80-х, миллионные митинги на Манежной площади. Я знаю, что такое народный протест. И когда я вижу даже по российскому телевидению текущую хронику из городов Юго-Востока Украины, я не могу сказать, что это действительно общенародное возмущение.
Как следует понимать сегодняшнюю позицию РПЦ по поводу тех проблемных церковно-политических вопросов, которые возникли в связи с крымскими событиями?
Нынешние трагедии для нас кажутся чем-то новым. Мы их переживаем впервые. Но в истории Киевской, Владимиро-Суздальской или даже Московской Руси была сотни вооруженных конфликтов князей и княжеств между собой. Даже на иконе есть знаменитая сцена битвы новгородцев и суздальцев в 1170 году... И все же эти междоусобные войны и даже резни не приводили к распаду Церковного единства. Может быть, потому, что тогда ни у Киева, ни у Москвы не было автокефалии…
Официально и сегодня в церковной жизни не штормит. Патриарх Кирилл говорит общие мирные слова; в его проповедях не видно «киселевщины», то есть ставки на демонизацию всего, что связано с Украиной. А давление в этом плане на патриарха со стороны московских элит, я убежден, оказывается нынче весомое. То, что крымские епархии остаются в рамках Украинской церкви, можно считать определенным поступком Московской патриархии. Ведь нередко бывают случаи, когда именно воздержание от тех или иных действий требует колоссальной концентрации силы воли и мужества.
Но есть и упущенные шансы. В феврале, когда пошли слухи о том, что якобы на Киевскую лавру совершаются нападения, патриарх мог бы приехать в столицу Украины, поселиться в той же лавре и быть рядом с православными украинцами в эти трудные для них дни. Он мог бы встретиться с новыми украинскими правителями, чтобы получить гарантии защиты своей украинской паствы, и он бы эти гарантии, несомненно, получил. Однако возможность проявления такой действительно отеческой солидарности с православной Украиной была утрачена.
Чему призваны научить социальные потрясения с богословской точки зрения?
Чтобы богословствовать на войне, нужен особый талант. У меня его нет, потому скажу политологически. Мне хотелось бы, чтобы Украина вышла из сегодняшнего кризиса с теми же выводами, с какими вышел Западный мир из эпохи революций по окончании Первой мировой войны. Русская гражданская война показала, что пора закрывать эпоху дикого капитализма. Западные элиты осознали, что надо договариваться, а не просто эксплуатировать рабочих. На смену реальной практике классовой борьбы, которую справедливо описывал Маркс в 19 веке на английском примере, пришла идея социальной солидарности. Это были и крайние формы, типа фашистских движений в Италии или Испании. Но даже без этих крайностей идея социального партнерства разных классов общества, взаимной социальной ответственности стала, в конце концов, главным вектором развития Западного общества. Вот и мне очень хотелось бы, чтобы Украина вышла из кризиса путем внутригосударственного диалога и осознания своего многообразия не как проблемы, а как богатства.
«Поступай по отношению к другим так, как хочешь, чтобы поступали с тобой» — можно ли это правило считать необходимой нравственной основой не только в межличностных отношениях, но и в отношениях между большими социальными группами, этносами, народами, государствами? Насколько этот принцип применим в отношениях такого уровня?
Последние годы мне говорят, что, я, мол, убогий идеалист-толстовец, потому что я исхожу именно из этого принципа в оценке общественно-политических явлений. А мне говорят, что народу нужны духоподъемные мифы. Говорят, что дело не в правде, а в эффективности. Говорят, что хорошо то, что способствует консолидации и росту национально-конфессиональной гордости…
Горько, когда действительно хорошие идеи компрометируются такими пропагандистскими методами. Горько, когда возрождается советский агитпроп, причем заведомо гораздо более циничный. Горько, когда твои недавние друзья начинают карьерить по принципу «наша цель — оправдать наши средства!».
В «Ночном дозоре» мальчик, выращенный на доброй стороне силы, переходит на сторону тьмы. Причина перехода проста: он увидел, что и «добро» и «зло» одинаково не стесняются в методах. Но зло хотя бы честнее…
Признаюсь, «смущение» того мальчика присуще и мне. Мне казалось, что правда Евангелия и Православия не нуждается в услугах кривды — политтехнологий, манипуляций, в циничном «духоподъемном» мифотворчестве. Мне казалось, что «русская правда» в Украине тоже вполне очевидна. У миллионов семей Украины есть полное право восстать против учебников, которые к «клятим москалям» относят призыв «і вражою злою кров'ю
волю окропіте». То, что галичане «заигрались» в своем проекте стандартизации огромной и разноликой страны, — очевидно.
И не им обвинять своих оппонентов в том, что те получают помощь из-за границы — от Москвы. Их собственная идеология на рубеже 19-20 веков тщательно выращивались в австро-венгерских штабах.
И тем более обидно, что моя страна так стремительно перешла к своим собственным, не менее злым мистификациям.
В одной из своих последних песен Борис Гребенщиков поет: «Будешь в Москве — остерегайся говорить о святом». Согласны ли вы с этим утверждением?
Нет, не согласен. Наиболее святы для меня Христос и Евангелие, и об этом апостолы не остерегались говорить даже в явно враждебном Иерусалиме их поры, прекрасно понимая, что их Учитель не останется единственным распятым...