Что такое «русский либерализм», и почему он так деструктивен?

Скажу сразу — я либерал. Но, видимо, не русский и в значительной степени — не украинский. Об украинском либерализме, отчасти напоминающем русский, но имеющим важные отличия, — в другой раз.

Есть направление в обществоведении (весьма ныне влиятельное), которое рассматривает Россию как отдельную цивилизацию. Я скептически отношусь к концепции столкновения цивилизаций Сэма Хантингтона (земля ему пухом), поскольку мир явственно иерархичен по степени развития, хотя при желании та или иная территория (некий общественно-хозяйственный комплекс) может мобилизоваться волею своей элиты и уравнять шансы с теми, кто впереди.

Скептицизм в отношении Хантингтона логично распространяется и на теорию отдельной русской-российской цивилизации. По-моему, она изобретена в качестве этакой индульгенции — мол, мы не ленивые, не мелочные и не жадные (к примеру!), у нас, видите ли, иная цивилизация, давайте не будем сравнивать.

В свое время с целью оправданий, индульгенций использовалась и теория «татаро-монгольского ига». Видите, мол, иго у нас было, отстали в развитии из-за окаянных азиатов. Такие теории отрицают кое-что очень важное (и это не часто замечают их сторонники): то, что люди равны. Перед Богом, к примеру, — а это одно из посланий христианства.

По крайней мере, между новорожденным в Женеве и Хараре нет разницы. Разницу возможностей создает общество и созданное им государство. Теории же отдельности, особости рано или поздно, но неизбежно приводят к очередному изводу нацизма.

Видимо, читатель уже пребывает в растерянности — если автор такой откровенный глобалист-интернационалист, значит, он должен мыслить созвучно с кем-то вроде Немцова, Кудрина, Грефа, Новодворской, если мы говорим о россиянах.

Но нет.

Русский либерализм — это, честно говоря, некая возмутительная пародия на либерализм. Прежде всего, он в своем роде — и самозвано — аристократичен. Русские либералы делят людей на себя — «рукоподаваемых», и «быдло».

Откуда это?!

В США и Европе либерализм — это, скорее, левое, левоцентристское направление мысли и политической практики. В США и Европе, «западном конгломерате», левее либералов стоят социал-демократы, а правее — консерваторы, да и нечасто аристократы, есть и «народники», тоже правые.

Узость русского либерализма проистекает из специфики вовлечения России в западную цивилизацию. Россию, Турцию и Японию классика науки политической экономии и экономической истории относит к так называемым «поздним индустриализаторам».

Успели, так сказать, в последний вагон — Россия с начала XVIII века влилась, Япония — в середине XIX, Турция в начале XX.

Взять Японию эпохи революции Мэйдзи. Суть преобразований изложена в клятве Пяти пунктов, программе, которую японский император Мэйдзи официально объявил в третий месяц первого года своего правления, в 1868 году:

1. Мы будем созывать совещания и управлять народом, считаясь с общественным мнением.

2. Люди высших и низших классов, без различия, будут единодушны во всех предприятиях.

3. Обращение с гражданскими и военными чинами будет таково, что они смогут выполнять свои обязанности, не испытывая неудовольствия.

4. Отжившие методы и обычаи будут уничтожены, и нация пойдет по великому Пути Неба и Земли.

5. Познания будут заимствоваться у всех наций мира, и Империя достигнет высшей степени расцвета.

Сравните с «Шестью стрелами» Мустафы Кемаля — и поныне официальной идеологией Турецкой республики:

1. Республиканизм — идеал конституционной демократической республики (тур. Cumhuriyetçilik) как альтернативы османской абсолютной монархии. Принцип избираемости верховной власти (президент и меджлис) и подотчетность её народу. Турция была провозглашена республикой в 1923 году.

2. Национализм (тур. Milliyetçilik). Нация мыслилась Ататюрком как включающая в себя всех граждан, а не только этнических тюрок, однако на основе турецкого этнического самосознания;

3. Народность (тур. Halkçılık) — борьба против классового неравенства и сословных привилегий.

4. Лаицизм, секуляризм (тур. Laiklik) — светский характер государства и отделение государства от ислама. Одной из первых реформ Кемаля была отмена шариатского права. Затем был введен запрет на религиозное образование, а все школы были подчинены министерству просвещения

5. Этатизм, державность (тур. Devletçilik) — построение смешанной экономики при лидирующей роли государства.

6. Революционность (тур. İnkılapçılık) — курс на вестернизацию и борьбу с пережитками традиционного общества, опора на прогресс и просвещение. Яркими примерами вестернизаторской политики стали перевод турецкого языка на латиницу, предоставление женщинам избирательного права. Мустафа Кемаль Ататюрк в интервью французскому журналисту Морису Перно заявил: «Наша политика, наши традиции, наши устремления будут направлены на то, чтобы Турция стала европейской страной, или, точнее, страной, ориентирующейся на Запад».

Неомарксисты (такие, как живой классик Иммануил Валлерстайн, который, кстати, выступал несколько лет назад с лекцией в Киеве и поверг нашу поверхностно образованную «тусовочку» в определенный шок) более пессимистичны: Японию они сегодня относят к «ядру», а Россию и Турцию — к «полупериферии» (немного подробнее об этом можно почитать, например, здесь).

Специфика вовлечения России состояла и, увы, состоит в независимости её государства от общества. Такого в развитой части мира не существует.

Ведь революционеры Мэйдзи поломали через колено феодализм, сами будучи аристократами, правда, уже с буржуазным складом ума. Мустафа Кемаль тоже шел против общественного мнения — но ему помогло военное поражение как аргумент.

В России хотел изменений лично царь Пётр, его немногочисленное окружение, в основном из иностранцев, несколько купцов да латинизированные малорусы, вроде Феофана Прокоповича. Помещиков и священников русское бытие — богоспасаемая Русь, убежище (якобы) от мирских соблазнов — полностью устраивало. Аграрный рай, мужички пашут, лепота.

По Бердяеву, на краю этой идеи «третьего Рима» находится так называя «черная хлыстовщина», или ересь монофизитства, ныне тоже присутствующая в русской (в том числе и украинской) общественной жизни. Самый экстремальный пример — это расстрига-епископ Диомид, чьи сторонники считают Кирилла чуть ли не агентом мирового еврейства. После «вечного бана» Диомида «агентами ZOG» на Соборе многие представители российского истеблишмента просто стали скрывать подобные взгляды. Это не значит, что они не влияют на российскую политику. Еще как влияют — а теперь, с изгнанием последних «западников», даже увеличили свой вес. Впрочем, и «западники» — еще те ребята.

В общем, русский либерализм не порожден низами, «естественным образом», как сказал бы евроцентрист. Третье сословие формировалось в России долго и тяжело, и, как это ни смешно или парадоксально, это сословие вообще (на мой взгляд) оформилось только сейчас. При этом значительная часть этого сословия поддерживает, собственно, Владимира Путина, обеспечивающего низкое налогообложение физлиц, и это самое, как написал Петр Старцев, «сытое хрюканье». Здесь масса нюансов, конечно.

Видите ли, «третье сословие» и современный средний класс — это не совсем одно и то же, а иногда — совсем не одно и то же. Переплетаются два явления: подлинные буржуа, а именно самозанятые, владельцы своих бизнесов, «лавочники», и высокооплачиваемые (сравнительно) наемные работники, часто — тот самый «офисный планктон».

Первые — внутренне вооруженные тем, что называется «протестантская трудовая этика», — и впрямь чувствуют, что инвестируют в государство.

Вторые... Честно говоря, не понимаю, зачем им поддерживать либерализм. Наемный работник по роду своего положения голосует в развитых странах за социал-демократов, как бы они ни назывались.

В России же эта среда, как и в советское время, как и в царское время, называет себя либералами, поскольку видит в этой идеологии нечто аристократическое, возвышающее над прочими. Немецкий либерал — «свободный демократ», протестант среднего достатка, очень удивился бы такой мотивации.

Но дело в том, что и исторически последний период модернизации России, длившийся с 1985 по первую половину 2000-х гг., опять-таки лишь внешне являлся вестернизацией или переходом к свободному рынку.

Так написал об этом нобелевский лауреат Джеффри Сакс: «Главное, что подвело нас, это колоссальный разрыв между риторикой реформаторов и их реальными действиями. И, как мне кажется, российское руководство превзошло самые фантастические представления марксистов о капитализме: они сочли, что дело государства — служить узкому кругу капиталистов, перекачивая в их карманы как можно больше денег и поскорее. Это не шоковая терапия. Это злостная, предумышленная, хорошо продуманная акция, имеющая своей целью широкомасштабное перераспределение богатств в интересах узкого круга людей».

А так — нобелевский лауреат Джозеф Стиглиц: «Хотя предполагалось, что приватизация „обуздает“ политическое вторжение в рыночные процессы, она дала дополнительный инструмент, посредством которого группы особых интересов и политические силы смогли сохранить свою власть».

Это был дворцовый переворот меньшинства, преимущественно партийной золотой молодежи. Сие не означает, что советский строй не стоило реформировать — его надо было начинать реформировать еще в 60-е, когда исчерпался импульс послевоенной реконструкции. Так, между прочим, и действовали Иосиф Броз Тито в Югославии и Янош Кадар в Венгрии, и глядите — мы до сих пор не преодолели разрыв в развитии, если брать ВВП на душу населения и среднюю зарплату. Более того, кризис перехода в Венгрии и Словении с Хорватией («экспериментальных республиках» при Тито) был мягким.

Россия же так и не завершила буржуазную революцию, именно это и создает культурную границу между Россией и «западным конгломератом».

Подавляющее большинство тех, кто называет себя русскими либералами, никак не помогают эту границу преодолеть, потому что протестантские проповедники и поэты Ренессанса народ любили, а не презирали. (Разумеется, не до популистского целования в десны — из подобного народобожия рождаются крайности, разные виды фашизма — черного и красного).

Ну, сравните: «Должно быть хорошо известно и самому парламенту, — что он должен делать не то, что ему хочется, а то, что полезно для блага народа и не идет ему во вред», — так написал подполковник Джон Лильберн по прозвищу «Свободный», один из лидеров английской революции и основателей журналистики, в памфлете «Защита прирожденного права Англии», 1645 г.

А так — Валерия Ильинична Новодворская: «Апартеид — нормальная вещь. ЮАР еще увидит, какой строй будет установлен коренным большинством, развлекающимся поджогами, убийствами, насилием. Мало не покажется» («Новый взгляд», № 46 от 28 августа 1993 г.).

Русский «либерализм» никак не может вырасти из коротких штанов «вольтерьянства». Наивной надежды на просвещенного правителя. Только на молодой Екатерине Второй эти штанишки выглядели привлекательно, а на стареющей Новодворской с ее большевицким запалом — отталкивающе. У «русских либералов» конструктивной программы нет, они не предлагают ничего обществу, отторгая его.

Как говорится, «не тот народ».

Зато эта программа пока что есть у консервативного популиста Путина. И, возможно, у пока маловлиятельных русских национал-демократов, которые, собственно, и есть настоящие русские либералы в эмбриональном виде.

Жаль только, что хорошее слово испоганили.