Сейчас принято интересоваться, как скажется восхождение нового римского Папы на отношениях Ватикана и нашей Церкви. Прежде всего два личных обстоятельства в биографии Франциска:
1. Папа Франциск воспитан униатским украинским священником.
2. Несколько лет уже будучи епископом, он руководил униатскими украинскими приходами в Аргентине.
Отсюда два вывода.
Первый положительный для нашей Церкви: он знает и понимает наше богослужение.
Второй же вывод скорее негативный: вряд ли украинские униаты сформировали в нем позитивный образ Московской Патриархии.
При этом стоит помнить, что с нашей стороны как на главное препятствие на пути к личной встрече Патриарха и Папы, а также для визита Папы в Россию, указывалась на недоброе отношение украинских униатов к своим православным согражданам двадцать лет назад.
Станет ли Франциск именно в этом вопросе идти нам навстречу, если для этого ему придется переступить через точку зрения его прямых наставников и чад? Немцу Ратцингеру это было бы сделать гораздо легче но и он на это не пошел.
Так что если такая встреча в наших интересах позицию скорее всего придется менять именно нам (тем более что Ватикан и вовсе не ставит никаких предварительных условий для нее). А интерес к этой встрече, я думаю, сейчас с нашей стороны должен быть велик: кажется, слово именно этого Папы будет очень весомым для всего мира. Ведь его слова будут подтверждаться делами, и иметь такого союзника в идущем «конфликте цивилизаций» для нашей Церкви очень даже кстати. (о единстве его слов и дел говорит поступок, явно выходящий за рамки возможного изощренно-иезуитского пиара: в 2009 г. он переехал жить в трущобы к одному из священников, которому наркоторговцы угрожали смертью).
Жаждет ли такой встречи новый Папа? Будет ли он не спать ночей, размышляя о том, как приблизить эту встречу? Сильно сомневаюсь. Если он и в самом деле намерен реализовать провозглашенную им программу внутрицерковной революции, переориентируя ее от дворцов к хижинам, то ему хватит тех проблем, которые он сам себе создаст внутри своей Церкви.
«Когда мы идем без Креста, когда созидаем без Креста и исповедуем Христа без Креста, мы не являемся учениками Господа: мы мирские епископы, священники, кардиналы, папы, но никак не ученики Господни» (проповедь при завершении конклава) (http://ru.radiovaticana.va/news/2013/03/15/).
Полагаю, что это он не о догматике говорил, а о Кресте как символе Жертвы и Отказа. Это очень серьезная декларация: оказывается, Папа не безусловно Папа; Папа он не потому, что сидит на римском троне, а только при условии, что идет путем Креста...
С мечтой «Ах, как бы я хотел, чтобы Церковь была бедной и для бедных!» (пресс-конференция 16 марта) ему будет не до нас.
В его глазах мы в лучшем случае странные бородачи с окраины Европы.
В худшем воплощение всего того, что он хотел бы изжить в своих кардиналах.
Выходит, что часы и календари у нас не то что не совпадают, а просто тикают в противоположных направлениях.
Мы с радостью, систематично и многомерно выстраиваем новую церковно-государственную симфонию, апологизируем самое радикальное иосифлянство и надеемся, что союз с социальными элитами даст нам большие бонусы. Заручившись поддержкой государственного административного ресурса и бюджета, многократно умножив ряды собственной церковной аристократии, затем повернуться к беднякам... В этой стратегии главное требование текущего момента не портить отношения с властью во всех ее проявлениях и носителях. Еще пару десятилетий возрождения, укрепления, консолидации, «тучных коров», ну а потом...
Задача воцерковления (точнее прицерковления) власти и спонсорящих элит неизбежно предполагает безграничное расширение церковной этики: чтобы не отпугнуть столь своеобразных неофитов, от которых столь решительно зависят сами «миссионеры» и их миссионерские проекты, приходится терпеть, разрешать, не замечать очень многое. «Воля императора форс-мажорное обстоятельство», сделала Церковь вывод еще из приснопамятной «михианской схизмы» восьмого столетия... (Кто тут сказал «Кабаева»???)
Программа Франциска (бедная церковь для бедняков) это добровольный исход из Константиновой эпохи. Если на верхних социальных этажах Церкви стало тесно что ж, надо перестать бодаться, сойти вниз и этим поклоном уклониться от занесенного меча масонской пропаганды (см. «Код да Винчи»). Пригнувшись, уйти в лачуги и на слова критики отвечать делами веры и любви. Смириться, возродить истинное монашество даже в рядах якобы монашествующей иерархии и тем самым стать ниже ураганных ветров информационной войны. Если элиты светского западного общества уже не подвластны голосу Церкви Церковь всегда в состоянии свои дела привести в соответствие со своими словами.
Константиновской Византии это равенство слов, символов и дел никогда вполне не удавалось (католическому Западу, прикрывавшему свои властные амбиции «Константиновым даром», конечно, тоже).
Парадокс ситуации в том, что определенный филокатолицизм некоторой части нашей иерархии обращен к тому, с чем католичество эпохи папы Франциска намерено расстаться. Митрополит Никодим, видевший всю полноту унижения Церкви в хрущевские годы, был восхищен именно имперским величием Ватикана.
Этот парадокс усугубляется и тем, что наши иерархи
Если бы эти слова были сказаны митрополитом такого же ранга сегодня, это было бы очень серьезным и мужественным тезисом. Но в те годы эти слова симпатии к «теологии революции» были всего лишь формой конформизма по отношении к советской власти, поскольку она сама жонглировала ррреволюционной риторикой.
В общем, Божий Промысл предложил нам очень интересный «эксперимент»: две очень похожие социальные группы с довольно схожим набором болезней расходятся сейчас по разным путям реагирования на современный мир. А какой из них окажется успешнее Бог, а, значит, и история рассудят.